По венам течет будто не кровь, а первородный страх. Густой коктейль из отчаяния и уязвимости. И новых ощущений, которым я не знаю названия.
– У нас все равно ничего не получится, – одними губами шепчу я. – Я не знаю, что это такое. Наивысшая точка телесного наслаждения, – я настолько неопытна, что даже не могу произнести это жуткое слово «оргазм».
– Ты никогда не испытывала оргазм? – Мастер делает это за меня.
– Нет. Понятия не имею, что это такое, – и как хотя бы примерно может ощущаться. – Считай, что мы проиграли.
– Я никогда не проигрываю, принцесса.
Кэллум
Есть что-то неуловимо новое и прекрасное в созерцании того, как сильно она смущается, обнажаясь передо мной. Она старается держать спину ровной, а подбородок высоко, неподражаемо готовая принять вызов.
Пока Аврора перешагивает через комбинезон своего костюма, избавляясь от ткани на теле, я рассматриваю плавные изгибы молодой девушки. Мой взгляд мгновенно падает на линию перехода от талии к бедру – он великолепен. У нее очень женственная фигура, небольшая округлая грудь.
Конечно, мой взгляд сразу падает на то, что причиняет ей такой сильный дискомфорт и неуверенность в своем теле, которое на первый взгляд кажется идеальным. Все ее тело поражено бледно-розовыми стигматами, являющимися фигурами Лихтенберга – это рисунок на теле, возникающий после удара молнией.
Мой взгляд скользит по персикового цвета коже, изучая удивительные узоры, напоминающие тонкую морозную вязь на зимнем окне. Эти древовидные линии, нежные и едва заметные, бегут вдоль ее ключиц, превращаясь в карту звездного неба. Ближе к груди фигуры Лихтенберга складываются в причудливый узор, напоминающий ветви редкого дерева. Каждая линия, каждый изгиб созданных разрушительной силой природы естественных рисунков делает ее уникальной, словно сам Зевс оставил на ней печать своей принадлежности.