Я вышел из толпы, пред этим окинув взглядом его и её мать. Алексей вышел за мной, пройдя мой маршрут быстрым шагом, он всё же догнал меня.
– Всё, что они говорят, неправда. Пускай, все сейчас говорят чушь и тому подобное, но я знаю, что такое личная ответственность и знаю, что ты тут не причём, – сухо сказал он.
Пламя ненависти, что начало зарождаться именно с того дня, загорелось впервые, обожгло моё сердце, норовило выбить им всем рёбра, выломать от злости зубы, а затем… провернуть тоже самое с самим собой.
– Мне плевать. Пусть эти идиоты, так «любящие» друг друга ложатся рядом с ними в мёрзлой земле, – высказал я, даже не повернувшись к нему.
Может, со мной что-то не так? Или всё-таки что-то не так с этими людьми? – задавал я себе этот вопрос, уставившись в стекло оконной рамы. Конечно, их поведение можно было объяснить горечью утраты. Но всё же? Неужели они готовы найти виновника в любом втором? Я, наконец, решил проверить вкладку социальной сети, где большинство наших общих знакомых даже ничего не написали.
– Что не так, гнусные мрази? Не понравилось моё чистосердечное на кладбище? А? – рыча, проговорил я монитору.
Моя проблема в том, что я принял всё случившиеся слишком близко, слишком сильно мозолила глаз своя вина. Проблема в том, говорил я себе, что, переняв их ненависть, я начал рушить всё на своём пути, стал слишком импульсивным. То рычал от злости к ним, то от злости к себе.
Мой мир окутан чёрным Солнцем. Накрыт чёрным небом. В моём мире принято ненавидеть, люди любят скрипящую злость, они страстны к гневу. Мой мир строится на личной неприязни чужих к чужому. А я… до последнего в это всё не верил.
Я всегда хотел быть честным, добрым к окружающим. Даже весь этот мир никак не мог воспитать во мне социальную мразь такого масштаба, чтобы ненавидеть всех окружающих. Но результат есть результат.
– Не стал мразью? Справился? – спросил я.
– Стал, – сухо отвечаю я.
– Значит, они победили? – вновь спрашиваю я.
– Значит, – отвечаю я.
Плещущая ненависть в моей голове никогда больше меня не покидала. Скорее, стала чем-то столь родным, чем-то таким, что всегда пряталось в глубине меня.
Звонок.
– Да… Слушаю, – сказал я.
– Ты в своём уме? Не объявлялся целую неделю, ни сообщения, ни звонка.
– Я… Я не мог. Ничего не мог, – ответил я.