– Ничего у тебя не выйдет, хоть тысячу раз ныряй и захлёбывайся. Бесполезно всё это: остановка сердца, не есть смерть, и трупик твой холодный и синий – отнюдь не всё то, что ты из себя представляешь. Умереть по-настоящему не так просто. И если суждено тебе когда-либо несуществование, то не твоё желание будет последним и определяющим.
Он поймал себя на том, что уже не сам прижимает ночную красавицу к себе, а та тихонько прильнула к нему. Нахлынуло раздражение, непонятно на кого направленное. Он посмотрел на небо:
– «Открылась бездна, звёзд полна,
Звездам числа нет, бездне дна».
Появилась возможность излить досаду на великого Ломоносова:
– Чёрт бы побрал Ломоносова с его числами и математикой, а ещё поэтом и философом считается, – однако за такое чертыхание на достойнейшего россиянина, сделавшего для Россиюшки несравнимо больше, нежели сам Дмитрий, ему стало стыдно, вернулось раздражение, реально направленное на самого себя…
– Откуда ты знаешь про смерть? – это был голос настоящей женщины.
– Что-то не хочется мне больше говорить о мрачном, особенно с обладательницей такого неземного голоса…
Она перебила его:
– Ты спас меня. Теперь «они» от меня отстанут… У «них» была только одна попытка. «Они» теперь бессильны передо мной. Но с этого мгновения «они» возьмутся за тебя…
Она протянула руку к его шее и вытащила гайтан с нательным серебряным крестиком:
– У тебя есть крестик и иконка с батюшкой Николаем. Это хорошо. А чёрный назвал тебя так, как ни я, ни ты не сможем произнести, только «они» могут… Четыре согласные буквы ч, л, в, к – «члвк». В этом слове для «них» отсутствуют гласные. «Они» способны их сглатывать, сжирать, превращать в пустоту… Поэтому ты не понял, что он сказал. Мы все для «них» «члвк» и «лд»… «они» пытаются лишить нас гласа… Слова… души, превратить нас в мёртвые души…
Её глаза, её глаза… глаза женщины, таких он никогда не встречал. Он поймал себя на мысли, что тонет в них. Впору было окрестить эту ночь в ночь утопленников:
– Кто-то тонет в озёрах-морях,
Кто-то в женских глазах-янтарях.
Строчки пришли сами собой – в ряду «шедевральных» димановских стишков прибыло.
– Ладно, хватит о водной стихии и Дарвине с Ломоносовым. Прощаться пора. Я не гожусь на роль ангела-хранителя. Хотя ты вроде как молвила, что я тебя спас. Выходит, я ангел-спаситель. Обращайся если что, только предупреди заранее: где и когда решишь понырять, – он встал и, чтобы не произносить очередного абсурда, повернулся к ней спиной, вздохнул полной грудью и пошёл, но вдруг услышал: