Счастливчик ехидно посмотрел на Изин живот и по-хозяйски водрузился на него. Очкарик попробовал было стряхнуть чернохвостого, но тот, не выпуская когтей, соблюдая табу, всеми фибрами души и хвоста зацепился за тёплое, родное пузо, легко доказав, что он всё-таки лучший ковбой, нежели Изя мустанг.
Сил Димана и обиды Изи хватило на одну могилу. Обустройством второй занялись вместе. К девяти вечера закончили. Умылись по очереди минералкой из пластиковой полторашки. Кот консервативно навёл марафет языком. Пока Изя распаковывал сумку с припасами, любитель сметаны и тушёной индюшатины невзначай подобрался поближе к сумке и сделал вид, что спит. Он не открывал глаз до тех пор, пока из недр баула не показался пакет с окорочками. Здесь белый проглот не выдержал и бестактно сказал:
– Мау!
Изя не отреагировал и продолжал невозмутимо доставать еду. Когда он перед носом кота поставил бутылку коньяка, плутишка, сменив тональность, выдал заунывное:
– Ма-а-а-а-у-у-у…
– Дзэдун… На, подавись! – буркнул раздатчик и положил на отдельную тарелку довольно крупный окорок. – Только кости не жри.
– Ты же знаешь, он трубчатые не ест, – успокоил друга Дима.
Счастливчик, выслушав молча сей диалог, принялся неторопливо, с чувством, если не сказать, величием, поедать свой ужин. И тут проявились все лучшие качества Изи, как самого терпеливого, всепонимающего и всепрощающего друга:
– И за что только люблю вас двух вечно голодных динозавров? Ладно, снимаю санкции и объявляю мир, Диманище.
Он открыл коньячок и разбулькал его по стопкам. Диму не нужно было приглашать дважды, он уже давно сидел рядом с чувством глубокого раскаяния и преданности. Изя посмотрел на него и рассмеялся, но сквозь смех, выдал предупредительное прощение:
– Ещё раз такое повторится, получите кефир на ночь.
Коньячок был холодный и абсолютно «без клопов», окорочка, с тонким букетом специй и хрустящей корочкой, изумительно сочные (Тосины руки как всегда творили кулинарные шедевры даже из самых простых продуктов), недолго существовали вне зоны животов друзей. Сосиски, как добавку, в большей мере оценил кот. Завершив тремя штуками свой перекус, он равнодушно посмотрел на Изю и стал умываться.
– А теперь жду объяснений, – сказал очкарик.
– Прости, так получилось… – Дима не стал напрягать друга ночной историей на мосту, рассказывать о зеленоглазой незнакомке и чёрном человеке, обозвавшем его четырьмя согласными буквами «члвк» и пожелавшем скорейшей кончины. О визите к Тане говорить тоже не было смысла – семья Азриленко хоть и не осуждала его за ночной свободный образ жизни, но всегда давала понять, что мечтает видеть его наконец-то семейным, пусть и не осёдланным, но оседлым, в конце концов, мужем и отцом.