навешаны расстрельные медали,
и всё воспринимается острей,
без кожицы, без яркой упаковки,
таким, как есть, с червями и гнильём,
а мир другой блестящие подковки
с копыт дерёт и ставит мат конём,
там вдоль дорог – железные заборы,
таблички с тарабарским языком,
тепличные слова и помидоры,
и там – и там – мы в клетке – под замком,
за слюдяным решетчатым окошком
гуляют на коротком поводке
обворожительно слепые люди-кошки,
собаки-люди стаями, в толпе
при свете дня обычная букашка —
во тьме огнём горящий светлячок,
лишь изредка мелькнёт звездой упавшей,
как в спешке не докуренный бычок,
размазывая небо в мутных лужах
подшитыми подошвами души,
хлебают пойло из железных кружек
запроданные в рабство малыши,
у них усы и волосы седые,
под крышками насупленных бровей
хреновым холодцом глаза застыли
в покорном ожидании гостей,
начищенное серебро гарсоны
перчаткой белой бережно снесут
за длинные столы для VIP-персоны
и вылижут не выхлебанный суп,
коль повезёт – возьмут домой объедки,
помоются, улягутся в кровать,
всё чин по чину – народятся детки —
кому-то ж надо ложки подавать