Мои шестнадцатые дни
Идут за мной, не отставая,
И безопасности ремни
Мне не дадут сорваться с края.
Кабина. Дверь. Пейзаж летит
За окнами машины этой,
Лишь тихо счетчик шелестит
Щелчком опережая эхо.
Я здесь один, и никого
Машина эта не допустит.
Счет начиная с одного,
Стучит без радости и грусти.
Мои шестнадцатые дни…
И ни один пропущен не был.
Молчу. Напрасно – сохрани! —
Взывать кого-то взглядом в небо.
Еще щелчок – мне десять лет —
И снова августа бояться.
Машина едет. Мой билет —
Клеймо в лице числа шестнадцать.
Вот поворот – еще на шаг
Мой маятник качнулся слабо.
Не знаю я, кто друг, кто враг.
Я еду – большего не надо.
А в зеркалах над головой
Мелькают быстро чьи-то лица:
Лицо родное, вот чужой,
И снова мгла вокруг искрится.
Не обогнал меня никто,
Я никого не обгоняю.
Щелчок – двенадцать. Ну и что?
Щелчок – и снова год роняю.
Мне скорости не изменить,
Руль сам вращается свободно.
Пятнадцать – и не рвется нить.
Я еду в горизонт бездонный.
На счетчик пыльный я гляжу —
И предстоит мне год особый.
Шестнадцать – вот! Шестнадцать – жуть!
Шестнадцать – медленный, тяжелый.
Имей в виду – меня здесь нет,
Я этот лист, на белом – черным,
Взял, написал – и бросил в свет,
В окно машины обреченной.
И он остался на земле,
Недвижный, белый, будто птица.
А я умчался. Знаешь, мне
Стоять на месте не годиться.