В Москве, когда Алина подошла к нему, сидевшему за кулисами в ожидании своего выхода, у него было такое же выражение лица. Но слишком уж много оно таило нервозности. Даже животного страха. Что было крайне странно для артиста, давно приобретшего мировую известность.
– Это ведь не обычное волнение перед выступлением? – спросила она на английском. – Расскажи мне, я постараюсь помочь…
– Все из-за твоего проклятого огня! – Взорвался. Слова Алины, полные сочувствия, оказались словно зажигалкой, поднесенной к фитилю. – Поверь мне: это большая ошибка.
Алина, всегда собранная, внимательная, в меру жесткая, на сей раз под влиянием чувств, волнения к человеку, который стал так важен, теперь не могла подобрать ни слова.
– Не пытайся понять меня, помочь мне. – Последнее прозвучало с явным скепсисом, мол, смирись, это невозможно. – Все равно твоих слов недостаточно*.
Когда он встал, намереваясь идти к сцене, Алина осмелилась положить руку на его плечо в знак поддержки. Алекс резко обернулся: в темной бездне его глаз промелькнула такая беспомощная обнаженность, что она замерла, не в силах даже опустить руку. Тогда он, на удивление аккуратно, несмотря на поглотившую его тревогу, взял ее ладонь, казавшуюся в сравнении с ним такой маленькой и такой бледной, в свою и сам опустил ее руку. Уголки его губ едва заметно поднялись, глаза на миг осветились.
И Алина повела Алекса вершить, как ей казалось, его очередной триумф. Тогда как лишь он знал, что это будет его самый непростой концерт. Ему предстояло столкнуться со своим страхом лицом к лицу и выйти победителем.
– Love is a woman…20
Снова это чарующее сочетание звуков, этот язык, столь эротичный по своей природе, в его исполнении становился орудием соблазна. Каждое движение его пухлых губ не уходило от внимания Алины, и каждый раз его губы, по воле обостренного воображения, касались ее губ.
– Give it when I want it…21
Музыка нарастала, каждая нота вонзалась в сознание, простирая дорогу его голосу, его словам, его призыву, которому было невозможно не подчиниться. По крайней мере, если не в этом мире, то в своем собственном.
Его крупная, тяжелая ладонь ложилась на ее лебединую шею, почти грубо притягивая к себе, затем опуская ниже, на колени… Черные глаза, во всей полноте своей власти, своего могущества смотрели на нее сверху вниз, расплавляя все страхи и маску бесстрастности. Высвобождая все эмоции.