Я откровенно любовался Петровым. За тридцать лет в Россию переселилось немало чернокожих из разных стран, включая Европу, но они для нашей довольно холодной страны все равно оставались экзотикой. Аспирант мне уже понравился своей энергетикой и напором. А еще тем, как он произнес «Я – русский!». У нас слово «негр» в отношении всех по генетике представителей африканских племен никогда не считалось оскорбительным и унизительным, как в странах запада, зараженных колониальным расизмом. Это там «ниггер» или «кафр» – всегда отражали ненависть и презрение к представителям «низшей» расы, у нас – нет. Из Петрова просто выпирало что-то такое – русское, чему я сразу и не подберу объяснений. Дружелюбие, что ли, уважение каждого ко всем, эманация сопричастности человека ко всему, что происходит в стране, обществе. А как еще объяснить, что парень, окончивший элитное среднее учебное заведение, а суворовские военные училища кадетского корпуса я отношу именно к таким, пошел не в военное училище, что было бы естественно для сироты, оставшегося без родителей во время войны, а в историки? Я интуитивно был убежден, что Петров не только на кафедре вел семинары. Но, пусть он сам все расскажет, не буду форсировать.
Кафешка, куда меня привел аспирант оказалась весьма симпатичной стекляшкой под названием «Адмирал», ну понятно, какой. Раз уж мы на улице адмирала Макарова.
Петров заказал пару стаканов капучино с сиропами, два круасана. А я занял единственный свободный стол с диванами.
Конечно, меня распирало от любопытства, но отец с раннего детства приучал сдерживать такие порывы, а чтобы мне было легче, я попросил Зуда:
– Сделай мне массаж воротниковой зоны.
– Электро? – уточнил костюм, – напомню, что механический требует больших затрат энергии.
– Ничего, подзарядишься, в архиве есть розетки.
Массаж занял не больше трех минут. Петров поставил поднос с едой, присел рядом.
– А что ты нашел? – спросил он, разрушив надежду, что ему захочется скорее рассказать про обнаруженные интересные документы, чем расспрашивать меня.
– Я письма немецкие разбираю, мой помощник обнаружил два упоминания партизанского отряда Бати.
– Что там?
– Жалуются на жестокость и коварство партизан, тем оправдывают свою жестокость в отношении мирного населения. Один, некий Фриц Бергер, так и написал, что в ответ на нападение партизан, они: zehn Bauern wurden von ganzen Familien gehängt, aber die Partisanen hielten das nicht auf, weil sie in der nächsten Nacht ein ganzes Bataillon mit mehr als hundert Soldaten zerstörten und ihre Eingeweide in Bäume und Büsche einwickelten