— Не робей, Боря. Все будет путем. Придем в порт, проставишься с
первого жалованья, а там по мордасам кого отходим, глядишь, и
капнет куда больше, чем с тех тренировок, — подбодрил его
Семен.
Здоровенный добряк, казалось, ничуть не тяготился своей долей
кочегара. Возможно, от небольшого ума. Борис подозревал, что с
Интеллектом у Семена все куда хуже, чем у него. Правда, сердце при
этом доброе. А еще вчера Рудаков подсмотрел, как этот громила
любовался на закат солнца, уходящего за морскую гладь. И столько в
том взгляде было прямо-таки детского восхищения.
Ужин, как всегда, был сытный. Наваристые щи, гречневая каша с
мясом, зелень, пара краюх хлеба и большая кружка молока. Для
легких, значит. Хорошо кормят, не без того. Чего не сказать о
жалованье. Кочегар получал пятнадцать рублей в месяц. Плюс по
десять копеек за каждый день рейса. Н-да. Не разгуляешься.
ПО КРАЮ
— Что тут у вас, Остап Владимирович? — поинтересовался капитан,
входя в ходовую рубку.
Среднего роста, уже полнеющий, седовласый, с усами и бородкой
клинышком, он серьезно проигрывал встретившему его моложавому
старпому. Букин, в противовес начальству, был высок, крепок и
строен телом, смуглый брюнет с щегольскими усами.
— Да вот, Аггей Янович, сдается мне, это по нашу душу, —
указывая направление, произнес Букин.
Акулов прошел к мощной стационарной стократной трубе, по случаю
хорошей погоды выставленной в открытое окно, и припал к
окуляру.
— Появился из-за острова и начал нас нагонять, — пояснил
увиденное старпом.
— Хм. Если я не ошибаюсь, это миноносец типа «Взрыв». Эка он
прет, не жалея угля.
— Насколько я сумел рассмотреть, это «Задорный» боярина
Морозова.
— Думаете? Н-нет, не могу определить. Все еще далеко для моих
глаз, — покачал головой капитан.
— Две желтые полосы на трубе, верхняя вдвое толще нижней. Его
цвета́. По облику же походит на «Задорного».
— Более чем в пятистах милях от острова Морозовский?
— Согласен, выглядит это довольно странно. Тем более в
нейтральных водах.
— Играйте боевую тревогу, Остап Владимирович, — после
непродолжительного раздумья решил капитан.
— Слушаюсь. Вахтенный, боевая тревога!
— Слушаюсь, ваше благородие, — ответил матрос и тут же ударил в
рынду.
Частый тревожный звон разнесся по всему кораблю, проникая в
самые удаленные уголки, заставляя матросов бросать дела и бежать по
боевым постам. Находящиеся на вахте кочегары и механики, не имеющие
возможности покинуть рабочие места, замерли, вскинув голову. Они
всматривались в потолки отсеков, словно пытаясь проникнуть на
верхнюю палубу и увидеть появившуюся опасность своими глазами.
Неизвестность. Нет ничего страшнее нее.