– Это родинка у тебя? Или что?
В такие моменты Егор стоит и блаженно молчит. Как баклан. Не может сказать: «Это просто грязь». Он вообще ничего не может сказать. А я думаю: ей только пять или шесть, откуда это? От девчонок в детском саду? Из бабушкиных сериалов? От матери? Но мать вон за рабицей – тихая огородница со скучным голосом. Откуда эта царственная женственность? Откуда знание, что ей дано повелевать землей и водой, бабочками и жуками, птицами и рыбами, зверем разным и человеком? Юная богиня, лунная Лилит, грозная Иштар просыпается в этой девочке.
Утром Егор дышит над ухом, будит меня:
– Папа, пошли, время уже.
– Какое время, Егор? – тяну я спросонья. – Седьмая луна миновала?
Он стоит, прижимая к себе куклу, и не понимает. Бабушка одела его в лучшие шорты и футболку, причесала, вручила подарок – иди поздравляй. А я-то зачем? А, через забор нашу прелесть переправлять. Ну, пошли…
Я задержался деликатно на веранде. Смотрю на них. Видел ли я что-нибудь прекраснее? Солнце. Сад еще весь в росе. Капли на листьях, и поэтому смородина густо искрится. Они стоят друг против друга. Между ними рабица. Егоршина голова светится на солнце. Ника в волосах своих бесконечных как в теплом каштановом облаке. Он что-то говорит и, с трудом дотянувшись до края забора, отдает ей куклу. Зовет меня. Все, надо идти.
Ника по случаю дня рождения в короткой голубой юбочке, переливающейся бархатистыми волнами над загорелыми точеными ногами. Торжественная и кроткая.
Довольные дети уселись на лавку играть. Я тоже доволен. Вернулся в дом. Здесь у мамы шипят сковородки и растет на тарелке горка оладий. Сейчас она подаст их на стол сразу со всем на свете: сметаной, сгущенкой, свежей клубникой, растопленным сливочным маслом и джемом.
– Играют? – мама затаенно улыбается. Она кокетливую Нику не одобряет, но умиляется чувству, которое Егор испытывает к этой девочке.
– Играют, – я кивнул на окно, из-за которого слышались детские голоса. Только что это? Что с их голосами? Знакомые напряженные ноты. А потом знакомые переходы на тошнотворный приглушенный тон. Я подошел ближе к окну. Точно, ссорятся. Ника хочет, чтобы Егор пошел играть к ней в дом. А Егор отказывается. Он к ним не ходил никогда – не звали. Еще деда Никиного он побаивается. Непонятно почему, но боится. И сейчас уперся. Ника, привыкшая, что ее друг, как дрессированный пудель, выполняет все команды, злится и напирает. А Егор бубнит что-то упрямое и невнятное – уговаривает остаться. Никин голос становится настойчивее… Я тихонько вышел на веранду. Отсюда, если встать у самых перил, скамейка попадает в поле зрения.