Сразу после окончания института мать оправила Берту в Тулу, где родственники присмотрели ей жениха из числа знакомых и помогли с работой, устроив девушку к одной пожилой даме, которой требовалось разобрать бумаги, оставшиеся от покойного мужа. Но сестра, довольно скоро забыв о женихе и устройстве будущего, увлеклась вдруг марксистскими идеями, точнее сказать, Лёвушкой Горским, революционером и подпольщиком, познакомившись с ним в доме своей благодетельницы. Закрутило Берту, завертело в водовороте революционных дел и страстей личных, изматывающе-сладких, никуда не отпускающих, да вот беда ― попали они с Горским под пристальное внимание царской охранки, и теперь из-за опасности ареста ездят по всей Европе ― следы путают, изредка присылая весточки родным через доверенных людей.
У матери от Бертиных выкрутасов мигрени разыгрались и бессонница одолела, отчего сделалась она ещё более подозрительной, крикливо-категоричной, невыносимой, превратив жизнь Мины (к тому времени уже покинувшей институт, но так и не нашедшей ни постоянной работы, ни достойного жениха) в бесконечную череду придирок и попрёков за то, что и она не оправдала родительских надежд.
Но тут выпало матери небольшое наследство. Домик, конечно, так себе, маленький, неухоженный и на окраине, но зато в Петербурге, где жизнь совсем иная, чем в провинции. Распродав небогатое имущество, перебрались они в северную столицу. Мина устроилась гувернанткой сначала в одну семью, потом в другую. Мать слегка притихла, помягче стала, даже на отсутствие женихов рукой махнула ― раз не судьба дочь замуж пристроить, так пусть хоть старость ей обеспечивает, заботиться всё равно больше не о ком.
Всё спокойно было, пока горничная не проболталась, что хозяин дома, Лев Наумович, где Мина с его детьми занималась, завёл моду по субботам устраивать какие-то сборища непонятные, может, даже и неблагонадёжные.
– Соберутся человек десять-пятнадцать, закроются от всех, только и слышно: бу-бу-бу… И Мина ваша там. Не каждый раз, но бывает.
– Откуда знаешь? ― не поверила она.
– Да тётка моя там служит экономкой, врать ни ей, ни мне резона нет.
Всполошившись, мать допросила Мину на предмет участия в тех сомнительных беседах, и получив подтверждение, никаких объяснений слушать не стала, а с помощью угроз и шантажа (заявить куда надо на организаторов) отправила её за Урал, подальше от крамольных, как ей казалось, речей.