Когда отец продал свой дом и решил жить на узкой лодке, я подумала, что ничего более эксцентричного он уже не выкинет; однако вот они мы – живем в Лондонском Тауэре, где отец занял самую чуднýю должность из всех, что смог найти: бифитер, или йомен-стражник, если по-модному. Результат? Большую часть времени он занят тем, что водит туристов по Тауэру, хвастаясь статусом королевского стража, незаметно опуская приписку «церемониальный». Я уверена, что он выбрал эту работу, потому что не нашел другую, где полагалась бы такая причудливая форма. Он страшно радовался (больше, чем готов признать), натягивая рейтузы и воротник своего парадного костюма, прошитые тончайшей золотой нитью. А еще отрастил рыжую бороду и небольшой круглый живот, как только переступил через порог, всерьез вживаясь в новую роль. И уже через несколько недель папа выглядел так, словно сошел с картинки на кухонных полотенчиках, что продаются в сувенирных лавках по всему Лондону. И ему это нравится.
– Да твою ж мать!.. – Я отчаянно мечусь по комнате в поисках штанов, которые я скинула с себя где-то в темноте, очнувшись от «быстрого десятиминутного сна» в три часа утра. В конце концов я обнаруживаю их завалившимися за спинку кровати, и времени у меня остается ровно на то, чтобы зажать зубную щетку между зубами, коротко и нечленораздельно попрощаться с отцом и пулей промчаться через пять пролетов лестницы вниз, к двери. Но, несмотря на спешку, я не могу заставить себя отказаться от обычной моей рутины – прошептать «я люблю тебя» маме. Я ненадолго останавливаюсь в коридоре и несколько драгоценных секунд смотрю на ее фотографию. Такой я ее и помню: растрепанные ветром волосы, улыбка во все щеки и глаза-щелочки. Вздыхая, я печально улыбаюсь ей в ответ, неохотно отрываюсь от фотографии и продолжаю свое безумное утро. Нет времени хватать пальто, и я попросту ускоряюсь, а еще надеюсь, что мартовский ветерок поможет хоть немного привести в порядок волосы.
– Доброе утро! – кричу я одному из бифитеров, пробегая мимо. Мой сосед Ричи, тоже полуодетый, точная копия моего отца – в футболке, подтяжках и с черной с проседью бородой, – поливает буйно разросшиеся цветы перед своим домом. Он машет мне в ответ свободной рукой, не замечая, что шлангом в другой заливает собственные ботинки. Продолжая безумный забег, я пробегаю мимо Линды, когда она выходит из дверей Медной горы