Когда Илону было три года, мать, заметив его любознательность, решила отдать сына в подготовительную школу. Директор пытался ее разубедить, отмечая, что Илону будет сложно общаться с детьми, ведь он будет младше всех в классе. Лучше бы подождать еще годик. “Я не могу ждать, – ответила Мэй. – Ему нужно разговаривать не только со мной. Этот ребенок и правда гений”. И она настояла на своем.
Это оказалось ошибкой. Илон не завел друзей и научился отключаться уже ко второму классу. “Учительница подходила и орала на меня, но я ее вообще не слышал и не видел”, – говорит он. Родителей вызвали к директору, который сказал: “У нас есть основания полагать, что Илон отстает в развитии”. Один из учителей пояснил, что он почти всегда витает в облаках и никого не слушает. “Он постоянно смотрит в окно, а когда я прошу его быть повнимательнее, он отвечает: «Листья уже коричневеют»”. Эррол заметил, что Илон прав: листья и правда коричневели.
Выйти из тупика удалось лишь тогда, когда родители решили проверить слух Илона, заподозрив, что проблема в этом. “Они подумали, что у меня проблема с ушами, и удалили мне аденоиды”, – вспоминает он. Школьное руководство на этом успокоилось, но склонность Илона отключаться и погружаться в себя в глубоких раздумьях никуда не ушла. “С самого детства, стоит мне крепко о чем‐то задуматься, у меня отключаются все органы чувств, – поясняет он. – Я ничего не вижу и не слышу. Я использую мозг для расчетов, а не для обработки входящей информации”. Другие дети прыгали и махали руками у него перед носом, пытаясь привлечь его внимание. Но у них ничего не получалось. “Не стоит и пытаться достучаться до него, когда видишь этот пустой взгляд”, – говорит его мать.
Возникавшие у Илона проблемы с социализацией усугубляло его нежелание мириться с теми, кого он считал дураками. Слово “тупой” не сходило с его уст. “Когда он пошел в школу, ему стало грустно и одиноко, – рассказывает мать. – Кимбал и Тоска в первый же день завели друзей и потом приводили их домой, а Илон никогда никого к себе не приглашал. Он хотел завести друзей, но просто не знал как”.
В результате он был одинок, очень одинок, и связанная с этим боль навсегда опалила его душу. “В детстве я все повторял: «Я не хочу быть один», – вспоминал он в интервью журналу