Он мне первым делом глоток спирта дал и сухарь большой. Потом с соседа мертвого шинель снял, укутал меня и снегом привалил. «Лежи, – говорит, – я роту покормлю, на обратном пути тебя вытащу».
Мне вроде и вправду теплей стало, заснул, наверно. Очнулся уже в госпитале, через сутки. Спрашиваю: «Меня Рогачев вынес?» «Нет, – говорят, – санитары ночью вывезли». Потом узнал, не мог Колька меня забрать, убило его в тот день.
Михаил Васильевич замолчал.
– Это ему? – показал на стопку Виктор.
– Ему. А от нашей роты тогда осталось одиннадцать человек. И на меня домой похоронка пришла. Это я уже после войны узнал. А тогда четыре месяца по госпиталям, потом в другую часть попал. Еще дважды ранен был. Войну в Кенигсберге окончил. А если б не Колька…
Домой Михаил Васильевич возвращался поездом, через Старую Руссу. До Коркачево добрался двумя автобусами с пересадкой в районном поселке. Деревня не сильно изменилась, разве что появился ряд двухквартирных домов советского периода, да пара коттеджей последних лет. Зашел в магазин, купил бутылку водки.
– Скажите, здесь во время войны бои были…
– Да, да, говорят, много наших погибло. Памятник на бугре за речкой. Раньше на девятое мая там митинг устраивали, всем селом ходили.
– А где?
– По мосту перейдете, он недалеко, у дороги. Снегом, наверно, завалило.
С моста хорошо было видно и реку, занесенную снегом, и овраг. Михаил Васильевич попытался отыскать взглядом место, где лежал раненый. «Наверно, вон там…»
Памятник – бетонная пирамидка с жестяной звездочкой – стоял на возвышенности, метрах в пятнадцати от дороги. Эти метры дались Михаилу Васильевичу с трудом. Снег выше колена, «как тогда». «Дойду, все равно дойду, раз уж приехал. Там Колька, надо повидаться. Другого раза, может, и не будет уже».
Вокруг обелиска, выкрашенного серебрином, по всему периметру плиты с надписями. Расчистил снег.
«Авакян А.В. гв. сержант, Аверьянов… Аверченко, Абакумов…»
– Сколько же вас здесь, ребята!
Расчистил другую плиту: «Иванов, Иванов, Иванов, Искандеров…»
– Где же ты, Коля? Вот он.
«Рогачев Н.И. гв. рядовой».
– Здравствуй, Коля!
Сердце кольнуло и заныло противно. Михаил Васильевич опустился на плиту.
– Прости, Коля, что не приходил. Все дела да заботы земные. Все казалось, что жизнь впереди… Вот, добрался, наконец.
Он откупорил водку, поставил на плиту три пластиковых стаканчика.