Я беру ключи и выхожу на пробежку. Воздух густой из-за влажности, пульсирует, отвлекая от мрачных мыслей. Одежда промокает насквозь уже на пороге квартиры, поэтому я сворачиваю налево, к пляжу. Сейчас самый час пик. Я лавирую между бамперами автомобилей, игнорируя впечатленные взгляды. «Мерседесы», BMW, «Ауди» – жители моего района не испытывают недостатка в деньгах. Бегать приятно. От моей квартиры до пляжа всего лишь миля, и, чтобы добраться до него, нужно пересечь два водных канала. Огибая людей, прогуливающихся с колясками, я кидаю быстрый взгляд на яхты и думаю о собственной лодке. Давно я на ней не работал. Возможно, провести день на лодке – именно то, что нужно. Спускаясь к воде, резко поворачиваю налево и бегу вдоль берега. Так я справляюсь с гневом.
Бегу, пока не понимаю, что больше не могу. Сажусь на песок, переводя дыхание, тяжело вырывающееся из легких. Нужно взять себя в руки. Если позволить вихрю эмоций захватить себя, из него будет не выбраться. Выуживаю из кармана телефон, нажимаю кнопку «Дом». На звонок отвечает мама, запыхавшаяся, словно тоже бежит, только на эллиптическом тренажере. Мы обмениваемся дежурными любезностями. Вне зависимости от ситуации, неважно, насколько отчаянно звучит мой голос, мама обязательно, с безукоризненной вежливостью, осведомится, как мои дела, а затем в подробностях расскажет о своих розах. Я дожидаюсь, когда она закончит, а затем говорю, более задушенно, чем хотелось бы:
– Я согласен на работу в Лондоне.
Тишина, предшествующая ответу, отдает изумлением, почти шоком. Радость в ее голосе даже чрезмерна:
– Правильное решение, Калеб! Слава богу, все возвращается на круги своя. В прошлый раз ты отказался из-за той девчонки, такая ужасная ошибка…
Я перебиваю ее, обещая, что позвоню завтра, сразу же после того, как свяжусь с британским офисом. Любуюсь океаном на прощание, прежде чем вернуться домой. Завтра я лечу в Лондон.
С той лишь разницей, что нет – не лечу.
С утра из постели меня поднимает жуткий стук. Сначала кажется, будто он доносится с другого этажа: в семьсот шестидесятой ремонтируют кухню. Я прячу голову под подушку, но та ничуть не заглушает шум, так что ее приходится с ругательствами откинуть прочь. Стук словно приближается. Комната раскачивается: слишком много скотча – опять. Колотят во входную дверь. Опускаю ноги на пол, натягиваю серые пижамные штаны, валяющиеся возле кровати. Прохожу через гостиную, отпихивая в стороны туфли и кучи одежды, копившиеся неделями. Распахиваю дверь, и все замирает. Вздох… удар сердца… мысль.