– Попробуй ещё, – возразила она.
В голосе Сойку послышались капризные нотки, которые не были к лицу взрослой женщине.
Он задумался на миг. Этой заминки было достаточно, чтобы Сойку приблизилась к нему. Она села на циновку непозволительно близко. Если в минуты, когда она лечила его, это можно было хоть как-то объяснить, то сейчас ей не было оправдания. Он отчётливо почувствовал, как колено женщины, скрытое дорогой тканью шёлкового наряда, касается его бедра. Прежде чем он успел опомниться, её ладонь, удивительно мягкая, но в то же время настойчивая, накрыла его руку.
– Останься, Катаси, прошу тебя, – сказала она почти шёпотом.
Её голос вызвал дрожь в его теле. Катаси вновь был заворожён, не в силах противиться очарованию госпожи.
– Но ваша племянница… – слабым голосом попытался возразить он.
– Если тебя это так волнует, пусть Юкия завтра же познакомится с тобой лично. Считай, что помогаешь мне побороть её недуг.
Катаси почудилось, что в голосе Сойку появились какие-то жёсткие холодные нотки, когда она давала это обещание. Однако он не придал этому значения.
– Хорошо… Тогда я закончу роспись ширмы: трёх дней должно хватить.
Он убрал руку из-под бархатной ладони женщины. Ему было не по себе от того, как легко она касалась его, как дерзко разговаривала с ним. Могла ли она быть наложницей какого-то богатого господина? Да только это не объясняло ни вольностей, которые она себе позволяла, ни того, что делает эта красавица в глуши.
Она вновь улыбнулась и одарила его таким взглядом, будто бы прекрасно знала, о чём он подумал в этот момент. Сойку вернулась на своё место неспешно, да и к тому же она не спешила отводить взгляд. Катаси вновь подумал о змее: изящной, по-своему прекрасной, но опасной и ядовитой.
Вдруг она подхватила что-то с циновки.
– Лови!
Катаси вовремя подставил ладонь. Это был её веер с ярко-красной шёлковой кисточкой.
– Распиши его для меня, пока думаешь над рисунком для ширмы, – велела она тоном приторно-игривым.
– Что же пожелает увидеть госпожа Сойку? Не птиц, полагаю?
– Нет, никаких мерзких птиц! – сказала она, скривившись, будто речь шла о чём-то уродливом. – Изобрази что-нибудь приятное… Бабочек?
Катаси совершенно не понимал, отчего бабочки госпоже милее птиц. Однако предпочёл не выспрашивать о причинах этой странности. Подумаешь: ещё одна причуда одинокой и богатой женщины. Разве это имело значение?