Юкия остановилась. Один из набросков привлёк её внимание, и она долго всматривалась в него. Настолько долго, что Сойку воскликнула:
– Да что же ты там так долго разглядываешь?
Совершенно бесцеремонно женщина выхватила рисунок из рук воспитанницы. Катаси не понял, как у неё это получилось: движение её было очень быстрым и смазанным, да и к тому же Юкия сидела, казалось, слишком далеко. Может, он погрузился в свои мысли настолько глубоко, что стал рассеянным?
– Три друга зимы[10], символизируют стойкость, – произнесла Сойку. – Чем же они лучше прочих?
Катаси понял, что речь идёт об эскизе, который сам бы он никогда не выбрал. Бамбук, сосна и цветущая слива – сюжет, который так любил рисовать его отец, а сам Катаси мог изобразить растения с закрытыми глазами. Хороший символ, но в одном Сойку была права: он ничем не был лучше прочих. Он был обыкновенным.
– В этом рисунке много жизни, – произнесла Юкия тихо, но уверенно.
Кажется, ответ её поразил их обоих. Сойку усмехнулась.
– Будь по-твоему!
Она пробормотала под нос еле слышно что-то ещё. Катаси не смог расслышать, что именно.
Юкия
Девушка плохо спала в эту ночь. Казалось, выработанная с годами способность спать по много часов подряд покинула её. Стоило ей заснуть, как образы, вязкие, словно дёготь, возникали перед внутренним взором и пугали её до ужаса. С колотящимся сердцем она вскакивала с футона, не в силах сразу понять: где граница между явью и ночными видениями.
Ей бы радоваться, что она выйдет на улицу. Хотя бы в сад! Её тело слабело без движения, а лёгкие нуждались в свежем осеннем воздухе. Однако ей было страшно. Она даже не знала, чего боится больше: проговориться и обречь тем самым смертного юношу на страшный конец или, наоборот, что ей не хватит сил рассказать правду, коли представится шанс.
Да разве могла появиться удобная возможность, чтобы рассказать что-то подобное? К тому же он мог просто не поверить ей. В итоге, что бы она ни сделала – оказывалась в проигрыше. Оставалось только слушаться Сойку и уповать на лучшее.
Однако девушка чувствовала: её сердце противится этому. Удивительно, столько лет безнадёжного заточения, а оно ещё хочет побороться если не за собственную жизнь, то хотя бы за свободу неизвестного молодого человека, заглянувшего к ней без спросу в окно.