– Ну а как же все те увлекательные ужины!
Уголки его губ скорбно опустились вниз, как будто он собрался сказать: «Я утратил к ним всякий интерес».
– Правда в том, Уильям, что художественное произведение должно включать в себя потрясающих персонажей, а тебя всю жизнь окружали потрясающие люди.
– Хм… Но тогда ты так не думала.
– Я всегда так думала! Меня только раздражали бесконечно наполняемые портвейном бутылки.
– Хм…
– Уильям, если ты намекаешь на то, что я в числе тех глупцов, которые позволяют чьей-то нынешней славе изменить свои воспоминания, то могу тебе сообщить, что я давным-давно оценила и тебя, и твоих хитроумных друзей, и моя оценка не изменилась.
Но, произнося эти слова, она не могла избавиться от предательских мыслей о «Новом духе эпохи», что сейчас горела на груде сломанных половиц в саду. Все они были там, эти духи прошлой эпохи, кому она некогда наполняла бокалы и накладывала куски жареной курятины. Все перечислены, описаны, удостоены лестных похвал и непредвзятой критики, оценены. А статья об Уильяме получилась самой коротенькой из всех. Чем автор в главе о ее кузене ясно давал понять, что оказал милость человеку, которого обыкновенно щадили на публике, потому что слишком ценили и уважали в узком кругу. Ричард Хорн был одним из тех хитроумных молодых людей, кого раньше она постоянно поила и кормила, в золотую пору их проживания в Кенсал-Райзе, и насколько она помнила, ему, как и всем участникам тех хлебосольных ужинов, Уильям очень нравился. Но любить общество Уильяма и читать его книги уже давно было не одно и то же. И это напомнило Элизе, что все ею сказанное – правда, но в довольно узких рамках. Она давно вынесла оценку и Уильяму, и его друзьям, как давно знала, у кого был талант, а у кого нет, и коль скоро кузен не задавал ей больше вопросов, ее осторожный, ироничный и тем не менее непререкаемый Господь заговорщицки ей подмигивал.
Всю осень миссис Туше внимательно отслеживала приходящую почту. Но Уильям ни словом не обмолвился о том пакете, и в дальнейшем ничего подобного больше не приходило. А к концу ноября она и думать об этом перестала. Ее заботили куда более серьезные вещи. Танбридж был крайне неудачным жильем: садик малюсенький и темный, и он, сидя за письменным столом в кабинете, слышал проходившие неподалеку поезда. Весной им придется опять переезжать. Но то, что для Уильяма было всего лишь произнесенным вслух пожеланием, для его кузины всегда оборачивалось многомесячными заботами по планированию и организации переезда. А в ночных снах ее постоянно преследовали коробки. Это были те самые прошлогодние коробки, да только теперь в ее сновидениях они были полны вещей, о чем она на протяжении всех этих снов неустанно предупреждала равнодушных грузчиков. Ее раздражало все и вся. Она не могла сдерживаться в общении с Сарой, с детьми, с собаками, ее вывел из себя даже типовой ответ из местной канцелярии по делам рождений, браков и смертей: