А теперь это наваждение пропало.
Я удивлённо оглядываюсь, а затем снова смотрю на холст.
Да, она снова испорчена. А то, что я увидел, было лишь каким-то наваждением. Видением. Но теперь я знаю, какой она должна быть. Я будто уснул на мгновение, увидев её истинный облик.
Теперь окружающий мир снова валится на меня какофонией звуков, запахов, образов. Но это всё неважно.
Я уже не могу оставить её здесь.
– Где вы её нашли? – спрашиваю я у продавца.
Мужчина средних лет только пожимает плечами.
– Да под землей.
– Это как?
– Картошку копал и нашел, – он неуверенно мнется. – Ещё хорошо, что лопатой по ней не попал, так хоть рама есть. Рама хорошая, крепкая. Возьмешь?
– Может, в музей бы отнесли, вдруг что-то ценное? – я говорю, а сам понимаю, что я не готов помыслить о том, чтобы картина принадлежала кому-то другому.
Она – моя.
– Да какая там ценность и что мне музей даст?! Я её из рамы вытащить сам не могу. Заберешь раму, а?
Киваю.
– Сколько?
Он машет рукой.
– Господи, да что есть. Меня жена убьет, если я обратно притащу.
Я несдержанно смеюсь, встретив в ответ только укоризненный взгляд собеседника.
– Ревнует?
– Говорит спать не может, когда картина дома. Что голова у неё болит, что девка злая и будто гонит её. Чушь всякую, бабскую. Двести рублей дашь? Но раму сам освободишь. Я сломать боюсь. Да хоть что, но забери её. Пожалуйста.
Я засовываю руку в карман, нахожу смятые купюры. Киваю и мужчина, не скрывая радости, оборачивает полотно в плед.
Наблюдаю за этим процессом.
Если аккуратно снять верхний слой краски, подчистить, подправить, подрисовать…
Думаю, я смогу её вернуть.
Я освобождаю её от рамы легко, будто она сама поддается. Располагаю на мольберте в центре своей мастерской.
Работы оказывается куда больше, чем я думал. Картина словно становится капризной, как истинная женщина.
Более я не вижу в ней красоты, хоть и помню то навязчивое ощущение, как погружение в сон, гипноз, чувство абсолютной гармонии, который увидел в ней поначалу.
Подступаясь к картине со всех сторон, я пытаюсь найти тот самый ракурс, в котором я увидел её истинный облик. Но передо мной только девушка с кривым лицом, вся вымазанная сажей.
Я с сожалением отмечаю, что в некоторых фрагментах краска и вовсе потерялась, а значит, придется едва ли не заново дорисовывать.