– Он создал мир, говоря. Да будет свет, да будет то, да будет се. Ничего другого он не делал, только говорил. Разве этот мир, который он создал, не свидетельствует в достаточной мере о нем и о его речи?
Но это было позже. Тогда, в первый раз, во время прогулки по Калемегдану, о Боге мы не разговаривали.
Он был чрезвычайно любезен, даже больше, чем подобало. Да, я подумала, что его намерения относительно меня… что его симпатия ко мне превосходит допустимые рамки. Был момент, когда он резко наклонился и буквально схватил меня за руку. И понюхал ее. Я не вырвала руку, потому что не чувствовала себя в опасности. Я не испугалась, я только удивилась. И не успела спросить, что это должно означать, как он меня опередил:
– От вас не пахнет серой.
Я совершенно растерялась, и он воспользовался моим замешательством, поклонился, попрощался и быстро удалился. Тогда я в первый раз подумала, что разум этого человека не в полном порядке.
Я наклонилась поднять свой веер, который от изумления выпустила из руки. К счастью, он не запачкался. Это был мой самый любимый веер. Китайский. От одного его края до другого тянулась Великая стена. Она была изображена огромной, мощной, непреодолимой. В той части, что ближе к ручке, были болотистые рисовые поля, по ним шлепали крестьяне, они приветствовали какую-то беспорядочную процессию. По другую сторону стены находились дивные края, прекрасные деревья, цветы, птицы, быстрая и чистая река с рыбами, вечнозеленые леса и покрытые снегом горы с монастырями. Люди читали книги или разговаривали…
Что вы сказали?
Не отвлекаться?
Удивило ли меня поведение фон Хаусбурга?
Нет, не удивило, меня больше ничто не удивляет, я стала взрослой и перестала удивляться. А взросление состоит в понимании того, что далеко не все в жизни так, как нас учили, и часто даже совершенно наоборот, и что люди живут и страдают от того, что считается самым ужасным, а Бог лишь знает, какие последствия это имеет для них. Почему нас так учат? Чтобы мы становились лучше, стремясь к неосуществимому? Или же мы станем хуже, когда однажды поймем, что жизнь никогда не будет идеальной, и поэтому станем ненавидеть тех, кто нас учил, и тех, кто продолжает это утверждать…
Должна признаться, родственник, я не понимаю, зачем нужен этот допрос. Да еще по прошествии стольких лет?