А Максим Максимович, как схоронил свою Акулину, правда, не знал, чем занять себя, оставшись один. Хотя и числился в клубном стаже, получал и деньги – для деревни по тому времени были не малые – целых (когда миллионы ввели), три тысячи рублей. Но, скучал он, по умершей жене. Ведь ничего не предвещала о скорой кончине, а как однажды на веранде, споткнувшись об пол, упала, так и не встала после.
«Инсульт, или как тут в деревне, по старинке, говорили, «жаба» поточила ее. Раньше, у нее поболит, поболит, подмочит губы слюнями, убегала «жаба», оставляя ее в каждый раз взволнованной. А на этот раз «жаба» убила ее навсегда. Максим Максимович, он мужик еще был крепеньким, как его жена в шутку, или в гневе – семья все ж, случались и ссоры, говорила, когда касалась о его здоровье.
«Ты ж тяжелее своего, меж ног, что болтается, ничего не поднимал. Все скакал, хорохорился, а я – в школе…»
Она в школе вела урок русской грамматики и литературы, и уроки давалась ей с кровью. Когда ее дети в школу приходили, не выучив уроки, она переживала, нервничала, а иногда и приходилось ей кричать на них.
«Что же вы… Что же вы, свой язык так не любите? В учебе мысли должны созревать, а вы… на что себя готовите? Не умной стране, не умные действие совершают люди. Вот, как сейчас. Не подумав, как следует, страну развалили».
Но кто ее слушал. Дети – они мало понимали жизнь. И не их эта была вина. Они ж видели, что творится с их родителями. Постоянный «прогладь». Денег нет. Колхоз, который кормил до этой смены новой власти, разграбили, упростили – работы нет, а детям кормится, одеться надо. Где ж брать эту «прогладь» – деньги, когда кругом разруха в этой Горбачево – Ельцинской стране. Они ж, по словам «премьера»:» … хотели лучше, а получилось, как всегда…»
После, Максим Максимович, ушел в себя. Днем в доме что-то делал, а как наступал вечер, шел торопливо клуб, будто кто – то сзади гнал его, а открыв, снова у него сужался кругозор: глухота, тоска и серость неба окружало плотно его, не давая полной грудью дышать и выдыхать. А патриотические песни, вначале открывая клуб, он специально включал, по своему понятию. «Это нужно молодежи»,– говорил он себе, разговаривая в одиночестве в холодном клубе, ожидая ребятню.
***
Это на его глазах разыгралась тяга Альб к Степану. Он, когда подъезжал к клубу на «Юпитере», машина тяжеленая, ребятня на время оставлял клуб, шли гурьбой встречать Степана. Эти секунды Альб не знала, как вести себя. Другие девчонки, визжа, вешались на Степане, а она, всегда со стороны ревностно любовалась, и, ждала. И ведь знала, он непременно, перед тем как идти в клуб танцевать, всегда подходил к ней, и, шепотом, наклоняясь к ней, говорил.