Затворив за собой калитку, неизвестные пошли по дорожке к входу в дом. Проходя мимо окна у которого я сидел, каждая из женщин одарила меня воздушным поцелуем, отчего мне стало совсем уж не по себе.
Я с замиранием сердца ждал когда входная дверь откроется и они появятся на пороге. Прокручивая в голове все возможные варианты кем бы они могли быть, я открещивался от любого возможного и невозможного развития событий. Это были посторонние мне люди, и даже не видя их лиц, я чувствовал меж нами огромное расстояние, миллионы и миллионы километров, целую бездну, и мне было страшно помыслить, что они могут иметь какое-то ко мне отношение. Представив себе, что кто-то из них назовется моей матерью, я пришел в ужас от того, что какой-то чужак будет предъявлять на меня свои права.
– Сынок! – воскликнула одна из женщин и с пугающей быстротой стала приближаться ко мне, расставив в разные стороны свои руки. Я решил не сопротивляться и потому тут же был заключен в объятия. Осыпая меня поцелуями эта женщина, что-то нервно бормотала голосом в котором можно было услышать сдерживаемое рыдание. Я незаметно стянул с её носа очки и стал пристально всматриваться в это лицо. Сопоставляя его с воспоминаниями о матери и с тем образом, который составился в моей голове из писем ей присланных, я находил этого человека не похожим на ту, которую желал увидеть. От обиды на то, что эти взрослые стоят передо мной и улыбаясь пытаются меня обмануть, тело моё затряслось мелкой дрожью. Она даже на ту Катерину, что на поминках в нашем доме была, не похожа! – сверкнуло у меня в голове и слезы градом полились из самого сердца, минуя глаза, стекая по щекам и испаряясь в раскаленном летнем воздухе.
Я вырвался из этих крепких объятий и побежал прочь, сам не зная куда. Они обманывают меня! – повторял я на бегу, и от этого беспрестанного проговаривания на душе становилось все горше.
Ноги сами привели меня в недостроенное здание районного комитета, где в это время дня никого быть не могло. Забравшись на крышу и подойдя к самому краю я взглянул на свой дом, но будто бы не видел его. Перед глазами моими возникал образ какого-то зачарованного замка, в котором обитало зло, ставящее целью своей погубить меня. Сев в тени на холодную и чуть влажную поверхность кирпича, я утирая слезы стал размышлять над происходящим. Взывая к своей памяти, я понимал, что она бессильна и не может дать мне никаких ответов. Воспоминания мои о матери были настолько скудны и размыты, что не будь их вовсе было бы много лучше. То были призраки, блуждающие в тумане и оглашающие голые пространства кругом меня, каким-то неразборчивым гулом. У них должны были быть одинаковые лица, но я и голов их то не видел.