Я ненавидела Олега, но была слишком гордой и терпеливой для того, чтобы потерять себя. Возможно, однажды я дойду до края, но сейчас в моей жизни больше нет ничего, что радовало бы меня так же сильно, как возможность петь и чувствовать энергетику зала, когда я выхожу на сцену. И речь не о проплаченных корпоративах наподобие сегодняшнего, а о больших концертных залах, о фестивалях. Где тысячи людей встречают тебя радостными возгласами, подпевают твоим песням, смотрят на тебя как на некое божество, спустившееся с небес. Лишь в эти моменты я чувствую, что что-то из себя представляю. Что кем-то являюсь. Что кому-то нужно то, что я делаю не потому что он хочет заработать на этом денег, а потому что мое творчество отзывается у него в душе. Заставляет плакать или улыбаться. Кто-то влюбляется под мои песни, кто-то расстается, кто-то переживает горе, кто-то веселится, кто-то занимается любовью.
Каждая моя песня – это маленькая история, маленькая жизнь, которую слушатель проживает вместе со мной. Мой слушатель – прекрасен. Мой слушатель – благодарен. И пока это то, ради чего я видела смысл жить.
И сейчас, в очередной раз пообщавшись с матерью, я, вместо того, чтобы поехать в «Бурлеск», надраться в щепки и забыть как выглядит родившая меня на этот свет женщина, сижу в душной, похожей на кладовку, гримерке и пытаюсь сдержаться, чтобы не ударить кулаком по зеркалу.
Она не смотрела мои выступления. Она не знала ни одной моей песни. Она помнила лишь сумму, которую я переводила каждый месяц ей на счет. У меня было более, чем достаточно средств для того, чтобы помогать ей финансово. Возможно, подсознательно этим я надеялась искупить хотя бы часть своих бесчисленных грехов. Несмотря ни на что, она была моей матерью. Родителей не выбирают.
В дверь негромко постучали, и в гримерку заглянула моя стилист Вера.
– Могу зайти? – неуверенно поинтересовалась девушка.
Я кивнула ей и вновь сосредоточила внимание на своем отражении, на этот раз пытаясь придать лицу обычное равнодушное выражение. Здесь никого не волновали мои переживания. Ежедневно вокруг сновали десятки людей, но это не делало меня менее одинокой. Редкие моменты физической близости с Прониным помогали мне вспомнить о том, что я еще не окончательно закостенела, что я пока еще могу что-то чувствовать. Но насколько меня еще хватит – это большой вопрос.