Люди встречаются у памятника поэту Прешерну. Трёхметровый Франце смотрит на лицо Юлии Примиц[9] на барельефе здания напротив – и от безответности бронзовеет ещё сильнее. За городским шумом и аккордеоном у Тройного моста не слышно, о чём они говорят.
Внизу, у реки Любляницы, подростки читают рэп на словенском и записывают себя на телефон. Кришнаиты танцуют на набережной – Харе Кришна Харе Кришна, Кришна Кришна Харе Харе. В сливовом свете плывущие по Люблянице сапсёрферы бесшумно отталкиваются от воды. Фонарщики готовы погасить огни вдоль реки; их прикосновения не оставляют на воде глубоких морщин.
Любляница всегда молода. Грохот города возводит отсутствие ответа в ответ; неважно, чей ответ хочу получить или ответ кому не хочу давать.
Здесь, у озера Бохинь, я до сих пор слышу барабаны, доносящиеся из Любляны. Плеск всё равно будет слышен. Вода всё равно будет течь. Будет прозрачной. Нужно только обойти озеро и довести дело до конца.
Кира, не хочешь со мной общаться?
Скинь фото, чтобы я мог тебя узнать, если встречу.
Могу не есть мясо до утра, если ты об этом.
Или даже до обеда.
Река Волга
Старый Белый Яр, СССР, маме – двадцать один
Автобусы отменили – значит, идти по замёрзшей Волге пешком. До деревни, в которую тебя распределили учителем. До деревни, где все спрятались и не ждут. Здесь свои правила, а у тебя – только правила русского языка.
Правила тут такие. Линии снежной пыли ещё с ночи вымораживают берег, делая его недоступным для долгих весёлых голосов. Даже если возьмёшься за длинную фразу, ветер прервёт её ледяным комом в горле. Молчание остаётся способом выжить и передаётся как семейная реликвия из поколения в поколение. Влетел ветер – ты глотнул. Глотнул – и сберёгся.
Все, ходившие по замёрзшим рекам, – каковы ваши имена?
Когда снег за ворот, имя забываешь, помнишь только тело. Остаётся спрятаться в дневном холодном свете, который не выдаст.
Главное – увидеть второй берег. Успеть перейти реку и дойти до деревни дотемна.
Ночь здесь густеет быстро, и в три часа становится совсем твёрдой. Если дотерпишь до утра, свет будет обезболивающим от темноты, а до той поры – не суйся.
Иди прямо и ни о чём не думай; от этого появляется смелость. Не сворачивай, даже если справа всё кажется верным. Не останавливайся, даже если устала. Вот твои новые правила: не сворачивай и не останавливайся.