Однако то, что в «Деле» Никона особое место занимает обвинение его в «государевой измене», указывает, что современники всерьез рассматривали возможность связи Никона и восставших.
[2] Сам царь – Алексей Михайлович Тишайший – из десяти подготовленных вопросов к плененному Разину три посвятил Никону, два из которых – его предполагаемому участию в народном восстании.
[3] Некоторые факты биографии Никона также позволяют допустить, что низложенный патриарх был больше субъектом, нежели объектом событий, разыгравшихся в конце 60-х – начале 70-х годов XVII века в России.
В дореволюционной науке была поставлена проблема церковных реформ Никона в формировании причин и предпосылок разинщины. Однако рассматривалась она именно через призму противостояния восставших и церкви. Основанием для этого являлись, безусловно, убийство Астраханского митрополита Иосифа и многочисленные примеры прочих антицерковных действий и религиозных девиаций разинцев. С точки зрения первопроходца темы С. М. Соловьева и современного ему историка русской церкви митрополита Макария (Булгакова), движение Разина было антицерковным.[4] Другие исследователи уже тогда обращали внимание на связи повстанцев с опальным патриархом Никоном, хотя и не приходили к выводу о том, что Никона следует считать действительным лидером крестьянской войны.[5] Впервые мысль о том, что Никон действительно мог быть союзником С. Разина в борьбе с царем и боярами была озвучена уже в советское время историками С. И. Тхоржевским, и вслед за ним Б. Н. Тихомировым.[6]
В этой связи, важен труд профессора Варшавского университета М. В. Зызыкина. Находясь в эмиграции ученый в 20-х годах XX века написал фундаментальное исследование охватывающее анализ идей патриарха Никона и их влияния на состояние русского общества и историю страны.[7]
Советская историография оказалась зависимой от оценки разинщины основоположниками марксизма. Маркс утверждал, что Разин и его единомышленники «в одном месте… возмущали православных за гонимого патриарха», в другом – «подущали старообрядцев враждою против нововведений этого самого патриарха».[8] Исходя из этого, А. М. Борисов утверждал, что во время восстания церковь играла исключительно реакционную роль.[9]
Гораздо большее значение для развития представлений о взаимодействии восставших с духовенством возымели предпринятые советской исторической наукой масштабные проекты публикации источников о крестьянской войне и событиях 1670–1672 годов.