Попадавшиеся навстречу Энвидию одинаковые парочки неторопливо вышагивали под ручку, обмениваясь влюбленными взглядами и то и дело норовя разразиться громким жизнерадостным смехом. Подобные счастливые пары сильно раздражали Сапога, который в действительности втайне им завидовал, но не хотел себе в этом признаваться, потому как сам он свою вторую половинку, несмотря на неоднократно предпринимавшиеся попытки, найти так нигде и не смог. Или не захотел. Или не смог потому, что недостаточно захотел.
Кстати, Сапожников, как он сам себя уверял, даже не зная человека и его характер, нравы, привычки и род занятий, мог с точностью вплоть до 83 (разумеется, аккуратно им высчитанных) процентов определить визуальное наполнение его страничек в социальных сетях. Например, в отношении прекрасной половины человечества это означало то, что Энвидий с очень высокой, где-то примерно на уровне «highly likely», долей уверенности мог утверждать, что, открыв профиль практически любой случайной, первой попавшейся ее представительницы в «Инстаграме»[2], он обнаружит там хотя бы один снимок, сделанный где-нибудь в Северной столице на фоне какой-нибудь тамошней достопримечательности, причем с вероятностью в 94 (не менее скрупулезно просчитанные) процента этой самой достопримечательностью будет или Казанский, или же Исаакиевский собор. Вообще, ему временами даже казалось, что русские девушки неукоснительно придерживаются чего-то вроде аналогичного мужскому (состоящему, как известно, из дерева, дома и сына), такого же женского списка обязательных дел на жизнь, одним из пунктов которого является размещение в социальных сетях фото, где фотографирующаяся запечатлена на фоне данных величайших творений соответственно Воронихина и Монферрана. Или же, что, принимая в расчет чувство собственной важности и масштабы эго современниц, было бы, наверное, более точно, – размещение в социальных сетях фото, где данные величайшие творения соответственно Воронихина и Монферрана запечатлены на фоне фотографирующейся.
Ну а Сапог продолжал мерным шагом отстукивать каменную плитку бульвара Профсоюзов, попутно обходя и перешагивая натыканные тут и там колодцы и ливневые решетки. А причины такого его странного поведения, к сожалению, заключались далеко не в безобидной детской причуде наподобие «пол – это лава», по какому-то загадочному стечению обстоятельств перекочевавшей из детства во взрослую жизнь нашего героя, как справедливо мог бы предположить неискушенный читатель. Дело было в том, что вся жизнь Энвидия, как следствие запущенной, клинической стадии его перфекционизма, подвержена была целой системе самостоятельно им выработанных примет, суеверий, предрассудков, запретов и правил, выполнение которых даровало ему душевное спокойствие, а нарушение которых не сулило ничего хорошего. Так, в случае с люками и дренажными отводами, он считал, что соприкосновение с ними неминуемо обрекает весь день на неизбежный провал. В глубине души паталогический перфекционист осознавал, что его причуды и странности удивительным образом перекликаются со всеми симптомами обсессивно-компульсивного расстройства, однако Эн до последнего отнекивался и всячески отгонял подобные мысли.