Глаза слипались. Руки с трудом держали автоперо. Голова то и дело опускалась на грудь.
– Знаете, Виктор, вам нужно больше отдыхать, – негромко произнесла Ариадна. – Это я здесь машина. А вы человек. В вас замена деталей не предусмотрена.
Ее внезапная забота искренне тронула меня. Я чуть улыбнулся напарнице:
– Да, все в порядке. В гробу березовом отосплюсь.
– Виктор, пожалуйста, на сегодня вам стоит прекратить. Я доработаю бумаги в общем зале. Ваши дела я тоже сделаю. Отдохните. Хорошо? – Ариадна мягко притронулась к моему плечу. – Право, дурно вышло, у вас дел невпроворот, а из-за меня на вас еще и новое расследование повисло. Надеюсь, вы меня извините за это.
Меня поразила нежность касания ее фарфоровых пальцев. Почти человеческая нежность…
В этот момент я все понял. Моя улыбка искривилась, став горькой.
– Продолжаешь изображать человечность, как я и просил? Верно? – Я обернулся к напарнице.
Фарфоровые пальцы машины чуть дрогнули. Рука мгновенно убралась с плеча.
Ариадна холодно посмотрела на меня:
– Естественно, Виктор. Это же было вашим распоряжением. Мне перестать?
– Да, будь уж любезна, – чувствуя горечь, отозвался я. – Глупый спектакль вышел.
– Указание поняла, – равнодушно произнесла Ариадна и, взяв печатную машинку, вышла прочь.
С минуту я смотрел ей вслед. Затем фыркнул и швырнул мундир на стул, отстегнул изрезавший шею жесткий, накрахмаленный воротничок и упал на обтянутую зеленым сафьяном кушетку, не раз уже выручавшую меня в таких случаях.
Закрыв глаза, я начал погружаться в дрему. Ничто не мешало мне. Вокруг были только привычные звуки ночи. За окном накрапывал кислотный дождь. Время от времени издалека глухо били орудия броненосцев береговой обороны, отгонявших заплывших в залив тварей из Северного ядовитого океана. Канонада звучала мерно и успокаивающе и была столь же привычна, как шум винтов пассажирских дирижаблей, плывущих над крышей нашего отделения, или стук колес запоздавших локомобилей.
Мне снился дом, в котором я жил в детстве. Снился старый пудель и строгие лики потемневших от времени икон, висящих в красном углу. Снился отец. Сдержанный и собранный, как и всегда. Снилась гостиная, где я часто играл, когда родители уходили. Снился начищенный до блеска янтарь паркета. Снились ряды оловянных солдатиков, которых я любил выстраивать перед камином. Воздушные егеря и саперы, кавалергарды и красавцы-кирасиры, оседлавшие многоногих механических коней, все они застыли перед скачущим вдоль их рядов генералом. Они застыли, и ничто на свете не могло нарушить их ровного парадного строя. Ничто, кроме полыхающего в гостиной огня.