Она положила руки на стол, сцепив пальцы и крепко сжав. Мне внезапно стало ее жаль.
– Не о такой жизни вы мечтали, а?
– Если вам мало свободы, денег и научных открытий, подумайте вот о чем. – Квинт посмотрела мне в глаза. – Создав сверхсветовые двигатели, мы получили возможность выступить наконец против гнета Посланников в системе Терра Нова. У нас появилась Республика. А представьте, чего может достичь человечество, если получит Философский Камень?
Предлагают свободу, пытаются купить, разжигают любопытство, теперь еще на моральные устои давят. Похоже, они не планируют останавливаться.
– Мы наконец сможем на равных противостоять Посланникам, – продолжала Квинт. – То, что случилось десять лет назад на Кийстроме, не повторится больше никогда. В Республике воцарится безопасность.
Очаровательно. И так по-республикански! Неужели она действительно рассчитывает, что меня, кийстромского беженца, волнует безопасность ее драгоценного государства?
– Мой ответ по-прежнему «нет».
Она тоже откинулась на спинку стула, выражение пылкого патриотизма как волной смыло у нее с лица. Ненавидит она меня, что ли? Но нет, эта «волна» скрывала не ненависть, а лишь безразличие и легкую неприязнь: так смотрят на собаку, которая громко разлаялась в комнате.
Наверное, лучше бы ненавидела. Ведь если есть ненависть, значит, нет равнодушия. А Квинт, судя по всему, было абсолютно все равно, что со мной сделают.
– Если вас беспокоит судьба Бенджамина, – сказала она, – мы можем вывести его из этого уравнения. Мой босс с легкостью заменит его любым другим контрабандистом.
Как интересно.
– Но моих навыков нет больше ни у кого?
– Именно так. Значит, вот чего вы хотите? Чтобы ваш деловой партнер не участвовал в этой операции?
– Нет, мы с Бенни идем в комплекте, – возразил я.
– Надо же, какая привязанность к подельнику.
Да много она понимает.
– Так чего же вы хотите, Шон? – снова спросила она. Интересно, Квинт – это имя или фамилия? – Ну давайте, не стесняйтесь. Любое желание. Мой босс в силах сделать многое – и готов это сделать. Чего бы вам хотелось?
– Хотелось бы, – сказал я, – повернуть время вспять. Чтобы Кийстром не захватили. Чтобы мои родные были живы.
От такой откровенности мое горло сжало.
Ее взгляд будто перенес меня туда, на Кийстром, в детство. Вот с такой же досадой глядел на меня учитель, когда я в третий раз кряду неправильно ответил на вопрос, потому что невнимательно слушал.