Я молчал.
Костик еще долго придавался мечтам о всех девушках, казавшихся ему особенно привлекательными, и, если бы он снова обо мне не вспомнил, наверное, начал бы уже предполагать, чтобы делал, когда они бы оставались наедине.
Но он вспомнил. И вновь обратился ко мне уже спокойный, позабывший обо всех наших разногласиях.
– Помочь тебе? – сказал Костик и вытащил из кармана две сигареты. – Будешь?
Я, конечно же, отказался. Та первая и последняя сигарета, которую выкурил в шестнадцать, до сих пор, казалось, пузырилась на языке неприятной горькой пленкой.
Я обернулся и сказал Глебу:
– Если ты кому-то разболтаешь…
– Да нафиг ты мне упал.
– Поклянись! Поклянись, что никому не расскажешь!
– Господи… во проблема-то. – Он протянул мне руку. – Клянусь, что не скажу никому, куда ты свалил и с кем. Мне все равно на тебя.
– Хорошо. – Я пожал его руку. – Спасибо тебе. Прости, если что не так.
Глеб смотрел на меня сверху вниз, в глазах его блестело что-то прежде мне не встречавшееся. Сжал руку чуть крепче и – резко отпустил. Хотел что-то сказать, но промолчал.
Мы вышли на улицу, сели на велосипеды. Небо было черным, а вдали так и громыхало.
– Что-то странно он проводил нас.
– Да ладно тебе. Может, ему все-таки завидно. Тоже, наверное, после армии хотел рвануть, а не вышло, – сказал Костик. Он вытащил из кармана зажигалку, закурил. – Но ты не надейся, что просто так уедешь в закат. Я тебе писать буду и эту Медузу Горгону из-под земли достану!
Я улыбнулся, достал из кармана телефон и записал Тоню как «Каменную статую». Это имя подходило ей как нельзя лучше.
Дома мы с Костиком оставили моих родителей разбираться в вещах, в которых оба смутно что-то понимали, ушли из гостиной, оклеенной обоями в цветочек и заставленную комодами с сервизами, из которых никто никогда не пил. У себя в комнате я достал две спортивные сумки, с которыми когда-то ходил на легкую атлетику, и начал упаковывать одежду, уже сложенную в аккуратные стопки.
Костик по-хозяйски залез на подоконник, открыл окно, за которым уже мелко накрапывал дождик, зажег сигарету и закурил. Он забросил ногу на краешек моего стола, а сам откинулся спиной на стену. Молчал долго, все время, пока я укладывал вещи в сумки, а потом спросил:
– С чего ты вообще захотел ехать с ней? Она ж не в твоем вкусе.