– И как же мне стать счастливым? Скажи, почти тридцатилетняя женщина, как мне найти смысл жизни?
Тоня взяла в руку телефон, запахнула кожанку, которая скрыла ее лебединую шею за черным воротником. За распахнутой дверью дышала ночью улица и стрекотали поля.
Тоня же задумалась, кисло улыбнулась и как-то удрученно сказала:
– Если ты все сделаешь правильно, он сам тебя найдет.
Она вышла в объятия ночной прохлады, чтобы купить энергетик, скрылась в апельсиновой полутьме заправки, а я остался один. Мне представился прекрасный шанс поискать Тонины документы, паспорт, ту записную книжку.
Но я не пошевелился.
Глава Х: Роковое разногласие
Я проснулся той же ночью. Не помню, как меня так разморило.
Тоня как и прежде вела машину. Лицо почему-то казалось серым, словно уляпанным дорожной пылью. Хотелось провести пальцем по щеке, проверить, испачкается ли, но я не решился. Тоня казалась уставшей. Если уж откровенно, она всегда казалась таковой, но тогда, почему-то особенно. Внешне та же: в черных круглых солнцезащитных очках, футболке, волосы стянуты в хвост. Все в порядке. Только вот ее руки почему-то дрожали.
– Ты не спала? – спросил я и поспешил прикрыть зевок рукой.
– Вздремнула, может, около двадцати минут. Я не хочу спать, – ответила она, а голос ее меня отчего-то очень сильно напряг.
Я хотел было что-то у нее переспросить, чтобы убедиться в том, что не ошибся. Но не придумал вопроса.
Тоня курила. На светло-коричневом фильтре остался след темно-красной помады. Тоня затягивалась, обдавала мышьяком, аммиаком и никотином легкие, и освобождала облако дыма, который быстро уносила горячий воздух на улицу. Тоня кашляла, прикрывала рот бледной рукой, дрожавшей так, словно к каждому из пальцев подвели по шнуру с электричеством, и продолжала вновь.
– У тебя руки дрожат.
– И?
– Может, нам остановиться?
– Плевать. Плевать на остановки. Мне все равно.
Я убедился в своих опасениях – голос Тони изменился. Я спал, может, час, но голос ее был уже другой. Он был уже не просто монотонным и тихим. Теперь слова останавливались на середине горла, вырывались из отравленных никотином легких. Хриплый кашель окроплял губы невидимыми багровыми каплями, но я будто бы видел их на пыльной коже. Она въелась в Тоню, эта пыль, покрыла и кожу, и волосы ее, и даже ресницы.