Странный человек совершает странные поступки. Ничего ведь необычного.
Или дело было даже не в снотворном. Я, наверное, в тот момент только понял, что с Тоней что-то не так. Что-то в ее взгляде что-то не так. Что-то двигало Тоней. Что-то, что понять невозможно, но что являло себя миру постоянно, не боясь даже разоблачения, настолько хорошо пряталось. Да, она странная. Но странности тоже бывают объяснимы.
Я открыл было рот, но промолчал. Воздух застрял в легких, обжег внутренности, а я испугался. Опять, еще сильнее.
Цифры на табло менялись, неумолимо утекали данные мне пять минут обдумываний, а я все еще не мог понять, что же делать. Почему-то был уверен в том, что Тоня бы сдержала свое обещание и не дала бы мне ни одной лишней секунды на раздумье. Да и делать ли что-то? Какая разница, если мы уже почти добрались до Москвы? Какая вообще разница что-то менять, если пути назад уже нет? Я один посреди неизвестной мне трассы, меж городами, в которых никогда не был. Что я такое? Пылинка на дороге, которую не составило бы никаких усилий смахнуть. Можно было бы, конечно, попытаться. Попытаться остановить машину, попытаться не ошибиться с попутчиком, попытаться не стать жертвой обстоятельств. Но какова вероятность, что будет лучше? Какова вероятность, что мне вообще суждено доехать до Москвы? Может, и не суждено вовсе. И судьбу нечего обманывать, как говорилось во многих фильмах, – свое она все равно получит.
Я смотрел на секунды, и провожал их, не в силах договориться даже с самим собой. В кармане вибрировал телефон, а я молчал. Я даже пошевелиться не мог от страха.
В груди разгорелся пожар. На лбу выступил пот.
Время истекло.
Тоня, словно в ее голове были встроены часы, повернулась и посмотрела на меня, словно ожидая, что выскочу в последнее мгновение. Но я прилип к креслу, ни единая мышца моего тела не могла пошевелиться.
– Понятно, – заключила Тоня.
Машина зарычала, взбила пыльную дорогу из щебенки и грязи и выехала на асфальт, отрезав мне все пути отступления.
Не знаю, что случилось в тот момент. Но отчего-то я почувствовал и облегчение, и отвращение. За меня вновь решили, как решали всегда.
– Знаешь, Дим, а ведь смерть одного человека в мировом масштабе ничего не значит. Подумай об этом на досуге, – сказала Тоня как бы между прочим и закурила.