Конец истории звучит как-то совсем уж безнадежно.
– Оу… сочувствую…
– Не бери в голову. Я просто должен был объясниться за свою острую реакцию. Этот дом и все, что в нем находится, – единственное, что у меня от них осталось. Возможно, однажды мой друг вернется, я не знаю… Хотелось бы, чтобы все оставалось на своих местах.
Слишком долгая пауза едва не провоцирует Герти на ответ, но собеседник возвращается:
– Как бы то ни было, несправедливо было нападать на тебя. Еще и после аварии.
– Все в порядке, я понимаю. Пожалуй… Ладно, моя очередь… Меня зовут Герти Шмитц, и я хотела… вернуться в родную гавань, а в итоге попала в аварию. – Она в самоиронии вскинула руками. – В этом вся я.
Чуть ободрившийся собеседник усмехается.
– Куда именно? Ленгрис? – Герти подтверждает мычанием. – Немного не доехала. Сколько тебе? У меня хорошая память на голоса и имена, но тебя в школе не помню.
– Двадцать шесть, но я в нее и не ходила. Мы уехали как раз, когда мне исполнилось шесть.
– Сверстники. Школа у нас довольно неплохая, так что ты многое упустила, – в шутку говорит он.
– Правда? Расскажешь?
На удивление за чаем разговор пролетел незаметно. Невольно повстречавшиеся обсудили и шебутную жизнь в Мюнхене, и горячо любимую Герти машину, желтая груда от которой сейчас покоится где-то в снежном лесу. Отсутствующий взгляд собеседника нисколько ее не смущал, напротив, не приносил дискомфорта, как бывает обычно при общении с малознакомыми людьми. Однако фактами о себе Йонас делиться не спешил и на все вопросы о прошлом отвечал односложно.
– Твои друзья в Бога не верили? – праздно любопытствует Герти, когда замечает бледные квадратные и крестообразные следы на старых деревянных стенах.
Он определенно не понимает вопроса. Герти только тогда вспоминает, что ее кивок на стены не может быть учтен.
– Крест сняли. И предположу, там были иконы.
– Нет, – смешком вырывается из него. – Они, пожалуй, набожными не были, но в Бога верили. Это я снял.
Герти заинтригована.
– Зачем?
– «Не сотвори себе кумира», – цитирует он заповедь.
– А-а, так ты протестант, значит, – быстро догадывается она, но тот неопределенно мычит. Из сомневающихся. – Ты же их все равно не видел, разве так уж принципиально было снимать?
– Больная тема, – вздыхает Йонас. – Члены моей семьи – потомственные священники. Католики.