Прошел век, и мы можем наблюдать множество сходных моментов в отношениях (и их динамике) между Камиллой и Чарльзом. Как и Берти, нынешний принц Уэльский десятилетиями ждет очереди взойти на престол. Королева Виктория оставила трон спустя шестьдесят три года правления. На протяжении долгих лет она считала сына неспособным заниматься государственными вопросами и яростно запрещала ему в них вникать. Чарльз, конечно, никогда не проявлял к Елизавете той откровенной враждебности, которая была присуща отношению Берти к матери, но попытки получить более важную роль при дворе в прошлом рождали не меньше противоречий между ним и Букингемским дворцом. Королева не раз говорила приближенным, что считает его «раздражающим», и лишь в последнее десятилетие, когда он помогал ей служить стране, перестала, наконец, видеть в нем упрямого ребенка.
Берти взошел на престол в пятьдесят девять лет. По его мнению, это было слишком поздно. «Я не против молиться нашему вечному Отцу, – негромко заметил он во время службы по случаю бриллиантового юбилея королевы Виктории, – но мне не нравится быть единственным в стране мужчиной, которому досталась вечная мать». Чарльз тоже нередко испытывал отчаяние и раздражение из-за необходимости оставаться на вторых ролях. Он дольше всех находился в статусе наследника, дольше всех носил титул герцога Корнуолла и дольше всех – титул герцога Ротсея (как таковой он фигурировал в Шотландии). Его переживания по этому поводу стали особенно очевидны в 1992 году, после похорон отца Дианы, Джона Спенсера. Чарльз тогда разговорился с сыном покойного, двадцативосьмилетним Джоном Спенсером–младшим. «Он, кажется, вообще не понимал, как я себя чувствую, – вспоминал тот. – Мы только что похоронили моего отца, а он только и говорил, как же мне повезло вступить в наследство в таком юном возрасте».
На Чарльза, так было и с Берти, все еще влияли травмы детства и безрадостной школьной поры: властный отец не понимал его, эмоциональной привязанности с матерью не сформировалось. Крепче всего оказалась связь с Мейбл Андерсон, бывшей няней исключительно традиционных взглядов (говорят, Камилла на нее очень похожа). Как и Берти, принц Уэльский от природы эстет, легко подвержен сентиментальным настроениям и приступам гнева и нуждается в женщине, которая могла бы успокаивать и развлекать его, по-матерински контролировать и в то же время действовать не напрямик. Козырем Камиллы – как в свое время и Алисы – стала именно ее способность развлекать. Гости ужинов в Хайгроув считают выигрышной возможность занять место подле нее за столом, поскольку Камилла – собеседница утонченная и прагматичная, искушенная и прямолинейная, к тому же невероятно остроумная. Один из завсегдатаев таких ужинов, мужчина, рассказывал мне, что она умеет сделать так, чтобы любой почувствовал себя самым важным человеком в комнате. «Я настояла, и вот вы сидите рядом со мной», – говорит она обычно низким и проникновенным голосом. «У нее есть особенный талант: в ее обществе ты чувствуешь себя на своем месте, – сказал мне этот человек. – Долгое время мы с ней на таких вечерах оказывались единственными курильщиками, и она каким-то чудом превратила это обстоятельство в наш маленький забавный секрет». Камилла, подобно Алисе, никогда не оспаривала статус-кво. Она глубоко пустила корни в мире аристократов и не нуждалась в дополнительных советах о том, как вести себя в присутствии королевских особ. Ее муж, майор Эндрю Паркер-Боулз, как и муж Алисы, спокойно терпел измену жены, исправно пропуская мимо ушей популярную шутку о том, что умудрился «отдать жену за государство». Наконец, Чарльз, как было с Эдуардом VII и Алисой, не мыслит жизни без Камиллы.