С какого-то момента в бесконечных семейных разборках об Израиле Соловейчик однозначно склонился на сторону отца, чем окончательно подкосил мать.
Годы шли, мать старела и все отчетливее ощущала, как утекает, как тот ханаанский песок сквозь пальцы, ее несостоявшаяся мечта. Чувство несбывшегося и не оправдавшегося, неправильно и не так прожитой жизни, наполняло ее злобой, которую она все чаще обрушивала на отца. Перепадало и Соловейчику, но сына она не винила, считая жертвой неправильных отцовских установок.
Отец, спасаясь от домашнего террора, стал все чаще прикладываться к бутылке. Атмосфера в их тесной хрущевке становилась все более тяжелой и отравленной, и это была одна из причин, почему Соловейчик с такой готовностью откликнулся на сперва показавшееся ему безумным предложение профессора Бурцева.
Когда Соловейчик был уже на Урале, жизнь его родителей сделала неожиданный вираж. Началась перестройка, которая принесла новые веяния, новое мышление, новые подходы… Вся эта пропагандистская трескотня не была пустым звуком. Перемены шли, колоссальные и грозные. Никто ещё не подозревал, что их результатом станет крушение всей страны. Но в открывшееся на короткое время счастливое окно возможностей неожиданно угодил и скромный, но толковый и исполнительный еврей-инженер, вдруг ставший большим заводским начальником.
Вместе с новым статусом пришли и причитающиеся материальные регалии: новая прекрасная квартира, автомобиль – сначала служебный, а потом и личный, доступ к спецраспределителю дефицита. Мать, оглушенная столь стремительными и радикальными переменами, казалось, даже позабыла о своем обетованном Израиле.
Но счастье оборвалось так же быстро и внезапно, как и началось. Годы стрессов и нездорового образа жизни не прошли для отца даром. Сердце у него прихватывало уже давно. А тут и новые неурядицы подоспели. Страна рассыпалась, экономика разваливалась, а вместе с ними летели к чертям и все те стратегические секретные и полусекретные производства, на которых держалась советская империя. Включая и завод, на котором всю жизнь проработал отец Соловейчика и во главе которого оказался в столь неудачное время. В общем, закончилось все обширнейшим инфарктом, который его и убил.
Мать осталась одна, на скудной пенсии, стремительно сжираемой инфляцией, и теперь, когда Соловейчик вернулся в осиротевшее родительское гнездо, принялась третировать его с удвоенной силой насчет израильской эмиграции. Самое неприятное, что и возразить-то ей особо было нечем. Действительно, ничего хорошего ждать в этой стране не приходилось. Кто мог, собирал вещи и уезжал. Уезжали последние евреи. Уезжали ученые и специалисты. Уезжали молодые женщины, спешно выскакивая замуж за богатеньких и не очень иностранцев.