– А мой летает! Смотри, какой камень самоцветный у него во лбу горит. Бурушка всё видит и слышит за сотни вёрст! Все карты земли нашей в том камне. Разговаривать со мной может, предупреждать об опасности. Мать сыра земля его слышит, помогает нам.
– Как это? Живая она, что ли?
– Да ты что, Емеля! Совсем неуч? – возмутился Илья. – Типун тебе на язык! Самая что ни на есть живая! Живее нас с тобой. Носит вас, человеков, и удивляется, какие вы слабые… Без неё-то вы погибли бы уж давно, такие маленькие… А вот меня она позвала тридцать пять лет назад. Я и пришёл с другой земли, дальней.
– Зачем же ты ей понадобился, а?
– Чтобы помочь ей с чудищем заморским справиться, какое свило гнездо своё на девяти священных дубах близ города-то Чернигова, в лесах Брынских за речкой Смородинкой. Тридцать лет уж сидит оно там и людей мучает.
– Так что же ты лежал на печи тридцать три года? Ладно я-то типа на печи сидел по незнанию, а ты чего? Я же читал в былине про тебя!
– Ну ты, Емеля, загнул! Сам не знаешь, чего мелешь! Потому, видать, тебя Емелей и прозвали! Как же я из другого-то пространства да сразу в бой?! Младенцем, что ли? Подготовиться надобно было. Духом русским напитаться, дождаться знамения, когда волхвы придут, когда скажут, что готов я в бой идти с чудищем заморским, от матушки-Земли водицы принесут, что встать позволит, не раньше! Да что мы спорим-то с тобой? Пора мне в дорогу дальнюю, на бой идти, Соловья-разбойника, птицу рахманную, словить да в стольный Киев-град привезти. Открыть путь хоробрам, воинам, то бишь, чтобы могли они земли русские защищать от тёмных сил вражеских.
– Постой, постой! Ты что, бросаешь меня? А что же мне тут делать? Как я обратно домой попаду, к бабушке?
– Не знаю, Емеля. Как попал ты сюда, так и возвращайся. А сам-то ты что думаешь? Чего хочешь?
– Я бы с тобой пошёл, но страшно… вдруг обратно не смогу вернуться? Бабушка потеряет меня, плакать будет.
– Так ты за себя переживаешь аль бабушку жалко? А матушку-Землю многострадальную тебе не жалко? Послушай, что она тебе скажет. Может, поймёшь тогда, что делать.
– Я же не богатырь! Как я пойму, что она мне говорит?
Илья Муромец расстегнул ворот холщовой рубахи и достал мешочек, висевший у него на шее, красного цвета, расшитый золотом. Илья бережно держал его огромными руками воина.