Тяжелые дни
Следующие три дня светлый пастор не отходил от кровати Джеймса, тот метался в беспамятстве, всё его тело покрывала ледяная испарина, жар никак не спадал. Даже Долорес бегала из кухни в мастерскую с тазиками холодной воды, мисками живительных отваров и плошками обжигающего горло бульона. Она не могла позволить ему умереть и лишить её долгожданной квартиры в более комфортабельном районе Нового Орлеана.
Врач приходил каждый день, впрыскивал в вены юноши какие-то лекарства, замерял температуру, советовал очередные травяные примочки и уходил, пожав плечами. Он не мог поставить врачебного диагноза болезни Джемса, рекомендовал молиться и уповать на волю Всевышнего.
На четвёртые сутки молодой пастор начал приходить понемногу в себя, жар спал, появился аппетит. Через пять дней непонятной болезни Джеймс уже мог сидеть, недолго ходить по крохотной мастерской и читать Библию. Через неделю он начал выходить в сад, подолгу сидел на скамье в тени большой груши, односложно отвечал на вопросы пастора и постоянно сжимал в руке кружевной платок.
Этот небольшой кусочек ткани стал для Джеймса наваждением: он ежеминутно вдыхал тонкий аромат духов, исходивших от платка, целовал его уголки, нежно поглаживал шелковую ткань, трепетно складывал и убирал за пазуху. Однажды, не заметив, он обронил платок, пастор Нил поднял его и прочитал вслух вышитые монограммы «А.С.». Джеймс с ужасом в глазах выхватил своё сокровище и спрятал в нагрудный карман. Устыдившись несвойственного ему порыва, юноша искренне попросил прощения у пастора, но, ничего не объяснив, поплёлся к себе в мастерскую.
Однако светлому пастору ничего не надо было объяснять, он уже понял причину недомогания, молчаливости и раздражительности Джеймса, а также с удовольствием поставил диагноз – влюблённость.
Полностью оправившись от болезни, Джеймс с особым рвением приступил к починке обуви. Он стал чаще отлучаться в магазины для покупки тех или иных необходимых запчастей. Раньше поход за пределы церкви доставлял ему немало моральных усилий, он старался выходить в город раз в две, а то и три недели, покупал полные свёртки фурнитуры и спешил домой.
Теперь же, практически каждый день, по вечерам, он устраивал себе променад за десятком гвоздей или несколькими шнурками. Его прогулки занимали всё больше времени, уходя, лицо его было оживлённым и загадочным, но по возвращении Джеймс был угрюм и молчалив.