– Ты что, помолиться решил? Церковь тебе на кой? – переспросил у Лесика Жмур.
– Ну так-то часто порчи в церкви снимают… свечами или водой святой…
– Бред, – махнул на него Жмур, – у вас бог выдуманный и все ваши лечения тоже. Поди хворых разумом видел каких-нибудь или девок с истерией, их батюшка твой потрахал, вот ты и решил, что они леченные, раз кликушничать перестали.
Лесик хотел возразить, но крестьянин согласно закивал, подтверждая слова Жмура и тот умолк, не желая продолжать этот грязный разговор.
– Она никого не трогает, скотину ест, какую приношу, сидит тут тихо, – снова начал свою песню мужичок, – сердце у нее человечье еще, помнит меня, любит, видите же сами, не обижает.
Жмур прищурился, наблюдая за тем как существо ластится к крестьянину, наглаживая его плечи своими когтистыми лапами. Немного он расслабился, понимая, что сказанное может быть правдой и существо и правда блаженное и не представляет никакой угрозы, но меч убирать не торопился, только отвел в сторону.
– Тут про нее не знает никто, думают, что дом на плохой земле стоит, вот и не селится никто, не ходит сюда. Обещаю, она будет хорошей девочкой! Будет вести себя тихо! Прошу, позвольте мне пожить с ней… Я же люблю ее…
Стоило ему только произнести эти слова, как глотку его насквозь пронзила когтистая лапа и с корнем выдрала голову, окрасив лицо Жмура багряной россыпью. Бездыханное тело с грохотом повалилось на пол, заливая кровью ноги сидящего Лесьяра. Но не успел он и пискнуть, как Жмур мимолетным движением отрубил голову чудищу, и та покатилась к ногам Лесика, болтая языком во все стороны и останавливаясь только у самых лодыжек.
– Сука! – закричал Лесик и истошно забил ногами по полу, пытаясь то ли отползти, то ли оттолкнуть от себя мертвечину. – Зачем! Зачем ты убил ее?!
Жмур ошарашено посмотрел на Лесьяра, не понимая его вопроса.
– Извини? Это же чудовище, что еще мне надо было с ним делать?
– Мы могли добраться до Щебиц и отправить оттуда священника! Он бы помог ей!
– Даже если бы и помог, хоть в это и не верю, – в голосе Жмура слышалась насмешка и жалость по отношению к наивности Лесика, – какие гарантии, что озверев с голоду без своего возлюбленного, она бы не сорвалась с привязи и не пожрала свою деревню? Ты бы взял на себя вину за десятки жертв, в том числе детей, стариков и женщин, которые бы померили, прежде чем кто-нибудь насадил ее на вилы ценой своей жизни?