Косинус судьбы - страница 2

– Бабуль, качай! Не останавливайся! – скомандовала пятилетняя внучка, и Анна Петровна продолжила раскачивать любимое чадо, но при этом не смогла лишить себя удовольствия посмотреть вслед экстравагантной незнакомке. Та уже миновала детскую площадку и удалялась в глубину аллеи. Голова гордо приподнята, спина прямая, свисающий с плеча конец боа размеренно покачивается в такт ее шагам. Молодец! Какая же это роскошь – жить легко и свободно.

– Бабуль, останови! Я в песочницу хочу! – крикнула внучка, и Анна Петровна придержала качели.

Перемещаться в песочницу, где сидела ворчливая женщина со своим внуком, Анне вовсе не хотелось, и она предложила малышке погулять по парку. Но та настойчиво тянула бабушку за руку, и пришлось подчиниться, пойти, куда она хочет, и вынуть из пакета пластиковый детский совок и формочки для песка.

– Тебя как зовут? – просил мальчик, едва девчушка перешагнула бортик песочницы.

– А тебя? – вопросом ответила она.

– Меня – Ваней, – поправив сползающий на глаза козырек шапки, представился малыш.

Он внимательно разглядывал незнакомую девочку в ожидании ее имени. Анна слегка поежилась. Сейчас начнется! В том, что Ванина бабушка не оставит без комментариев имя ее внучки, она ничуть не сомневалась.

– А я Ася! – с улыбкой представилась малышка, и бабуля с облегчением выдохнула.

На самом деле девочку звали Ассоль. Вот такое имя придумала ей невестка, романтичная дурочка, до сих пор витающая в облаках своих фантазий. И как ни уговаривала ее свекровь, как ни умоляла подумать о ребенке, которому предстоит жить с необычным именем и получать постоянные насмешки, та стояла на своем. Сын, к сожалению, тоже не внял голосу разума и принял сторону жены. Так внучка Анны стала Ассоль Сергеевной Лулукян. Дома она была Соля, Солька, и лишь бабушка называла девочку Асей. С точки зрения сына, имя Ассоль неплохо сочеталось с армянской фамилией, точнее, фамилия как будто оправдывала его необычность, это вам не какая-нибудь Ассоль Сидорова или Иванова. Мало ли, какие имена могут быть у армян. Хотя на самом деле армянских кровей в их роду не было. Совсем не было. Фамилия эта досталась Анне в наследство от свекрови, а той – от ее первого мужа.

Историю приобретения армянской фамилии Нинель Васильевна однажды поведала невестке в момент редкого для нее благодушия. Еще будучи студенткой, познакомилась она с чернобровым красавцем по имени Сетрак Лулукян. Он был студентом последнего курса физтеха, она училась на историческом. Роман их развивался красиво и стремительно: розы, грезы, прогулки по ночной столице, поцелуи под луной. И уже через месяц Нинель получила предложение руки и сердца. Конечно же, ответила согласием, разве могла она отказаться от своего счастья?! Но не тут-то было. На предложенную руку был наложен строгий запрет, и на сердце тоже. Единственный сын в семье уважаемого человека, ереванского чиновника средней руки Саркиса Лулукяна, долгожданный наследник, рожденный значительно позже двух старших дочерей, не должен был привести в дом русскую жену, да еще сироту без роду без племени. Права такого не имел. Они могли породниться только с армянской семьей, к тому же Саркис уже сговорился с отцом будущей невесты, человеком не менее уважаемым, чем он сам. Поездка жениха в Ереван к родителям ничего не дала, лишь усугубила положение. Отец спрятал паспорт сына и грозился проклятием, если тот ослушается. Но Сетрак все-таки ослушался. Выкрал паспорт, конечно, не без помощи сестер, любивших и жалевших брата, и вернулся в Москву, где в обшарпанном студенческом общежитии ждала его прекрасная Нинель. Расписались в районном загсе, скромно, без излишней помпезности, сняли комнатку в коммуналке и зажили счастливо. Сетрак получил диплом и нашел работу. Со временем и родители смирились с выбором сына. Куда ж им было деваться? Беда нагрянула неожиданно, вмиг разрушив все планы и мечты. У молодого мужа обнаружился серьезный диагноз: почечная недостаточность. И начались мотания по больницам и санаториям. Нинель перевелась на заочное обучение, до учебы ли ей теперь было! То они ехали в туркменский Байрам-Али, известный своим сухим теплым климатом, где Сетрак лечился, а она находила временную работу, чтобы быть всегда рядом, то возвращались в столицу, пробиваясь к лучшим светилам медицины в надежде на исцеление, то мчались в Ереван, ища помощи у родителей. Гемодиализа в ту пору еще не было. Встречались единичные публикации об изобретении искусственной почки, о научных исследованиях, о проводимых опытах. Но в реальности выход был один – пересадка органа. Как оказалось, единственным донором мог стать отец Сетрака, но он не согласился. Не захотел рисковать. А вдруг что-то пойдет не так? На кого он оставит Марию, любимую жену, больную диабетом? Нинель тогда очень на него обиделась, думала, что никогда не сможет простить. Отчаяние давило. Последние дни ее короткой семейной жизни прошли в Ереване, в доме мужниных родителей. А Сетрак угасал на глазах, и оба понимали, что ничего не смогут сделать. Так и жила она с болью, рвущей сердце, до последнего вздоха любимого. Похоронив мужа, совершенно убитая своим горем, она отправилась в Москву, ничего не сказав Лулукянам о будущем ребенке. Она не отдаст его никому. Если бы родители Сетрака узнали, что Нинель беременна, не отпустили бы от себя, позаботились бы о бедняжке. Может, тогда она и смогла бы выносить своего первенца, не потеряла его. Но случилось то, что случилось. Она и сама удивляется, как выжила в той ужасной районной больнице, насквозь пропитанной запахом крови и стонами несчастных женщин. Это был какой-то полубредовый кошмар, зависание в зыбком пространстве между жизнью и смертью. Раздираемое болью тело, липкая испарина, а потом полное душевное опустошение. Сидя на продавленной железной кровати, она перетягивала простыней изливающуюся молоком грудь и оплакивала свое недолгое семейное счастье. От мужа ей досталась только его звучная фамилия. Жить не хотелось. Просто не было никаких сил, чтобы жить.