Ведро для большой семьи - страница 2

Шрифт
Интервал


Мои соседи так погружены в свою среду, что обнаружить их можно с большим трудом. Они живут целыми семьями в маленьких квартирах, точное число жильцов никому неизвестно. Я вижу их, только когда они бегут в ближайший гастроном или спокойно стоят на балконе, любуются исчезающей красотой.

Дети что-то нарисовали на дверях подъезда, это похоже на священные высокие рисунки, которые изображают безумные монахи. Дети развиваются сами по себе, учатся сливаться с толпой, учатся носить ритуальные наряды, учатся красть, обманывать перепуганных старушек.

Я выхожу из дома. Висит объявление, что собрание жильцов будет вечером. Я не хожу на эти собрания, потому что они обычно заканчиваются дракой. Я считаю, что виноват в этом наш председатель, это он провоцирует население, предлагая им разделить все имущество нашего кооператива.

Наш председатель принадлежит к тому разряду людей, которые все районное пространство готовы огородить костлявой дипломатической ширмой. Он очень любит издеваться над людьми. У него есть помощник, они похожи друг на друга, как близнецы.

Я пью кипяток из чайника, потом ставлю чайник на место, продолжаю свой путь. Дрожат каменные плиты, болваны торопливо скрываются под землю, прячутся в люки. Я изучаю трещинки в асфальте. Город волнуется, я слышу песню, такую длинную, что успеваю о многом подумать, пока звучит она. Роскошные мусорные ящики и грязные помойные баки принадлежат всему человечеству, я в этом абсолютно уверен. Меня раздражают мелочи, но все-таки я терплю дождевые бессонные ночи. Мой знакомый работает смотрителем, он договорился с начальством, что будет присматривать за какими-то пыльными вещами. Теперь он нарушает трудовую дисциплину, сидит в ресторане, а на работу совсем не ходит. Он талантливый человек, у него есть документ, что он мастер. Правда, он немного упрощает жизнь, разыгрывает какие-то свои пьесы, цитирует одному только ему известных поэтов. Иногда мне кажется, что он затевает что-то. Скорее всего, он самый обыкновенный алкоголик и обжора.

Я вижу чьи-то школьные ботинки, завернутые в газету. Они просто стоят на тротуаре. Я вижу грандиозное недостроенное здание, думаю, что я уже на следующей улице. Мужчина в кепке боязливо терзает свою жену, он делает это на виду у всех. Летают какие-то существа, летучие твари, похожие на лягушек с крыльями. Крутятся колеса, лопасти и шестеренки. В туманном магазине продают замороженное мясо. Я все еще гуляю, говорю глупые шутки. Воздух здесь имеет соленый привкус. Друзья здороваются друг с другом. Врачи пугают своих больных диагнозом. Трубы покрылись ржавчиной. В луже пульсирует неясная сумасшедшая жизнь. Люди идут с полными карманами, за пазухой у них тоже что-то спрятано, все отражается на лице, они уже нисколько не маскируются. Все спуталось, морочат друг друга, безумно хохочут в герметичной камере, трогают влажные стертые кирпичи пола, соблюдают традиции, хотя это нелегко. Достаточно взрослый человек в ушанке листает мою книгу, потому что она сводит его с ума, то есть фактически она необходима сейчас для его головы.