Михалыч стал рассказывать, наверное уже в сотый раз пересказанную, одну из самых известных у геологов баек о том, как якобы кто-то из его друзей однажды во время разведки в тайге присел под кустиком по нужде, а когда встал, прямо перед собой увидел морду медведя. От неожиданности он громко рявкнул на него, медведь рванул в кусты, сделал там большую кучу и упал замертво. Оказывается, что при всей своей мощи медведи обладают слабым сердцем, в тот момент оно у медведя от неожиданности и испуга не выдержало. Мы так хохотали, что Серёжка даже взмолился, чтобы мы перестали его смешить, – ему было больно смеяться. Никто, конечно, в эту историю не верил, но это был один из главных рассказов, который давно передавался из одного поколения геологов в другое. Теперь уже никто и не помнил, когда и с кем эта история произошла и случилась ли она на самом деле, но Михалыч преподнёс её нам как случай, произошедший именно с его знакомым. Лётчики тоже начали вспоминать какие-то смешные истории, распространённые среди людей их северной профессии, но не вспомнили ни об одном каком-нибудь трагическом случае, чтобы не нагнетать уныния на нашу компанию. А ведь на самом деле внутри у нас всё равно крутился вопрос, который каждый тщательно скрывал и от себя и от других: что же с нами будет дальше?
Наконец мы угомонились и залезли под тент спать. Сон не шёл; я вертелся с боку на бок, пытаясь как-то заставить себя заснуть. Стал думать о доме, о дочке и, как всегда, когда сон не шёл, стал проваливаться в прошлое. Я давно уже не разрешал себе пускаться в воспоминания или анализировать в который раз прошлые события, но сейчас я разрешил себе это. Думать о далёком доме и всяких домашних проблемах не хотелось, а проблем было много, и я, как страус, уже давно прятал от них голову в песок; легче было думать о чём-то давно прошедшем, о том, что уже никогда не вернётся. Под моросящим беспрерывно снаружи тента дождём и жарко горящим костром как-то сами собой пришли воспоминания.
По-моему, это было года два назад, в восемьдесят втором году; да, точно, конечно же два года назад – Маше моей тогда было всего три года. Несмотря на мои вечные отговорки, Вере однажды всё-таки удалось заманить меня на какой-то бардовско-литературный вечер в Центральный Дом работников искусств. Она любила посещать такие мероприятия, любила всякие светские тусовки, любила вертеться среди богемы: разных артистов, композиторов, кинематографистов и прочих деятелей культуры, – в отличие от меня, которого всё это просто раздражало. Конечно, мои отказы постоянно её злили, но в конце концов она махнула на меня рукой: не хочешь – не надо, занимайся своими делами. Правда, на этот раз Вера пообещала, что будет нечто другое: это вечер КСП, клуба самодеятельной или студенческой песни, а заодно и встреча с непрофессиональными поэтами. Изо всех авторов такого течения я помнил ещё со времён студенческой жизни только Булата Окуджаву, Юрия Визбора и, пожалуй, Юрия Кукина да ещё, конечно, самого Владимира Высоцкого. Мы много пели тогда под гитару.