– А вы кто? – поинтересовался Баба Маня.
– По жизни или тут?
– Тут, на репетиции.
– Чехов.
– А почему в дредах?
– Это Чехов в его развитии через сто лет.
– Он художник – он эдак видит! – пояснил Гончаров, Иван Александрович.
– Понятненько… – Баба Маня поискал глазами помощников, но те, намаявшись с писателями в предыдущие дни, с чистой совестью свалили в административный корпус, оставив начальника и его замшу с имя наедине.
– Горький!
– Опохмелиться бы! – обозначился Горький.
Писательский рой красноречиво загудел…
Баба Маня еще раз повертел головой в надежде увидать своих помощников…
– Господа… художники… Давайте договоримся: сегодня генеральный прогон, завтра вы на Дне города тоже как стеклышки, а вечером вас ждет теплоход – с закусками и прочей благодарностью…
– Нам бы по «соточке» – мы бы такой рэп с нижним брейком сбацали и сегодня и завтра… да хоть каждый день! – ужом взвился кент, стильно татуированный от кистей рук до шеи.
Баба Маня, привыкший иметь дело со старшеклассниками и студентами колледжей, тихо матерившимися на репетициях под присмотром завучей и педагогов-организаторов, слегка оробел.
– Вы, извиняюсь, кто? – от волнения в микрофон спросил он стильно татуированного бузотёра.
– Достоевский я, Федор Михалыч!
– А почему?.. – Баба Маня показал на себе места стильных татуировок Федора Михалыча.
– Так я это, типо только с зоны откинулся… Биографию моего персонажа знаете?
– Да, в курсе, – кивнул Баба Маня. – У нас тут, – Баба Маня обвел взглядом толпу персонажей, – судя по этому делу, треть бывших каторжных…
– Мужики! – сиплым басом рявкнул седой кряжистый старик. – Время зря теряем – у меня еще пологорода не вспахано! – Старик повернулся к Бабе Мане. – Продолжай перекличку, барин! Лев Толстой я!
– Спасибо! – несколько воодушевленный «барином» от самого Льва Толстого, Баба Маня
вновь обрел дар читать список.
Грибоедов, Добролюбов и Жуковский проскочили без заминки, а вот Зайцева встретили в штыки.
– Это не тот Зайцев! – начал Чехов в дредах. – У нас такого писателя слыхом не слыхивали! Это однофамилец из большевистских горлопанов какой-то…
– Иуда! – поддакнул Горький.
– А еще водку с нами пил, гад!..
– Мы уже неделю за историческую справедливость боремся!..
– Справки наведите сначала, а потом в писатели определяйте!..
– Гнать его, паскуду!