И да, это его футболка.
Я подобрала ее с пола в его спальне одним ускользающим из памяти утром, когда мне было восемнадцать. Я так ее и не вернула, да и он никогда не просил об этом. И даже если бы Броуди захотел забрать ее после того, как она износилась бы до чертиков, я бы на это не согласилась.
Это было частичкой его самого. Единственной частичкой в моем распоряжении.
– Нет, – солгала я, застегивая куртку. Бабочки запорхали у меня в животе, когда он потянулся, чтобы собрать мои сумки с тележки.
– У меня была точно такая же. Исчезла примерно в то же время, что и ты.
Его синие глаза встретились с моими, и я почувствовала, как по спине пробежал электрический разряд. Я почувствовала это между ног.
Черт возьми.
Я до сих пор это чувствую.
То же самое… то, что должно было умереть за все годы и мили, разделяющие нас… всю эту тишину… все то время, что я потратила впустую, пытаясь изо всех сил бороться с этим, отрицать это или просто заглушить. Прыткое, горячее и тугое чувство скручивалось у основания моего позвоночника… в легких, в задней части горла, каждая клеточка моего тела загоралась огнем и выступала против каждой секунды, что мы были в разлуке.
Сейчас было точно так же. Только… непреодолимее.
Это было нечто большее.
То безумное влечение, которое я испытывала к нему тогда, стало только сильнее.
Его глаза потемнели, зрачки расширились… и я знала, что он тоже это почувствовал. Затем его взгляд опустился на мои губы. Он вдохнул, раздувая ноздри. Его челюсть сжалась.
Затем он развернулся и пошел прочь. С моими сумками.
О мой бог.
Я просто стояла, наблюдая, как он уходит, и воздух между нами все больше истончался по мере того, как он удалялся, пока я не перестала дышать. Вообще.
Я отмерила две с половиной секунды на то, чтобы прийти в себя. Затем, дрожа, набрала в легкие побольше воздуха.
И наконец последовала за ним.
Я догнала его, только когда он остановился, чтобы забросить мои вещи на заднее сиденье черного «эскалейда», припаркованного у обочины с мигающими аварийными огнями. Я смущенно стояла, ожидая, когда он обернется, и каждая клеточка моего тела пульсировала от учащенного сердцебиения: легкие – в попытке вдохнуть, мозг – в попытке думать, клитор…
У меня дрожали колени.
Ни один мужчина раньше не заставлял мои колени дрожать.
Точнее, ни один мужчина,