Сказанное выше не принимает во внимание одну специфическую особенность всех исторически известных обществ. В самом деле, члены общества не советуются друг с другом, чтобы решить, что общество может позволить и что оно должно запретить. Вместо этого, пока производительных сил экономики не достанет на то, чтобы обеспечить всем достаточное удовлетворение материальных и культурных нужд (т. е. выходящих за рамки защиты от внешней опасности и удовлетворения элементарных потребностей эго), наиболее могущественный социальный класс будет стремиться прежде всего максимально удовлетворить собственные нужды. Степень удовлетворения, которое они обеспечивают тем, кем правят, зависит от уровня имеющихся экономических возможностей, а также от того факта, что управляемым необходимо предоставить минимальное удовлетворение, дабы они продолжали функционировать как покладистые члены общества. Социальная стабильность относительно мало зависит от применения внешней силы. По большей части она обеспечивается тем, что люди обнаруживают себя в психическом состоянии, которое внутренне укореняет их в существующей социальной ситуации. Для этой цели, как мы уже упомянули, необходимо минимальное удовлетворение естественных и культурных инстинктивных нужд. Но на данном этапе мы должны учесть, что для психического подчинения масс важно еще нечто другое, связанное с характерным структурным расслоением общества на классы.
В этой связи Фрейд отмечает, что беспомощность человека перед лицом природы является повторением ситуации, в которой взрослый пребывал, будучи ребенком, когда не мог обойтись без помощи в противостоянии незнакомым непреодолимым силам и когда его жизненные импульсы, в согласии с их нарциссическим вектором, фокусировались прежде всего на предметах, которые предоставляли ему защиту и удовлетворение, а именно, на матери и отце. В той степени, в которой общество беспомощно в отношении природы, психическая ситуация детства неизбежно повторяется для отдельного члена общества в зрелом возрасте. Он переносит долю своей детской любви, страха, а также враждебности с отца или матери на фантазийного персонажа – Бога.
Вдобавок существует некоторая враждебность к определенным реальным фигурам, в частности к представителям элиты. Социальная стратификация снова помещает индивида в ситуацию раннего детства. Правителей он видит могущественными, сильными, мудрыми и достойными почитания. Он верит, что они желают ему добра; также он знает, что сопротивление им всегда ведет к наказанию; он доволен, когда смирением добивается их похвалы. Эти чувства идентичны тем, какие он, будучи ребенком, испытывал к своему отцу, и можно понять, почему он столь же расположен безоговорочно верить тому, что его правители преподносят ему как справедливое и истинное, как в детстве принимал, не подвергая критике, любое утверждение отца. Фигура Бога становится дополнением к этой ситуации; Бог всегда бывает союзником правителей. Когда последние – всегда реальные личности – подвергаются критике, они могут обратиться за поддержкой к Богу, которому собственная нереальность позволяет отвергать критику и который собственным авторитетом подкрепляет авторитет правящего класса.