– Я все же не понимаю, почему ты обратилась за помощью именно к Державину. – Снежана вскочила с кровати и, подойдя к чемодану, начала вытаскивать из него одежду. – Ведь это он во всем виноват.
– В чем – во всем? – Я забрала из ее рук скомканное платье и начала его аккуратно складывать.
– Ну, в том, что случилось с папой… и с нами.
Снежана с детства была максималисткой: для неё существовало только белое и чёрное, никаких полутонов.
– Послушай, – я взяла сестру за руку и усадила на кровать, разместившись рядом. – Борис Державин разорил компанию отца. В этом, конечно, его вина, но он не оставил нас на улице, не выкинул из дома, не лишил всех денег до копейки.
– Отцу пришлось продать дом на Ривьере и квартиру в Майами, – напомнила Снежана.
– Да, пришлось, но в том, что было дальше нет вины Бориса.
– Ты его оправдываешь?
– Ему не нужно мое оправдание…
Очень долго мы со Снежаной жили в неведении. Когда холдинг отца потерпел крах, на нашей жизни это почти не отразилось. Лишь позже до меня дошли слухи, что компанию отца прибрал к рукам Борис Державин, который теперь стоял во главе большой корпорации. На мои обеспокоенные вопросы отец лишь ответил, что ничего страшного не произошло, и теперь он займётся другим бизнесом. Может быть, денег станет меньше, но он уверял, что с его хваткой и связями он быстро раскрутится снова. Я просила его не принимать поспешных решений и все взвесить, все-таки с потерей компании наши счёта если и не обнулились, но изрядно поистрепались. Отец, однако, был оптимистом. Мы по-прежнему жили в шикарном доме, по-прежнему часто путешествовали, по-прежнему ни в чем себе не отказывали. Я даже магистратуру окончила во Франции, что стоило немалых денег.
Оптимизм отца стоил ему жизни. Примерно за месяц до трагедии я застала его в кабинете. Он сидел в затемнённом помещении и опустошал очередной стакан с ромом. Я и раньше замечала, что он стал больше пить, меньше разговаривать, реже выходить куда-то. Мне было удобно делать вид, что ничего не происходит, ведь отец всегда отшучивался. На этот раз я потребовала объяснить мне все.
– А что тут объяснять? – скривился он. – Я в долгах как в шелках.
– Но ты же говорил, что дела идут в гору… – осеклась я.
– В гору! – засмеялся он. – Да уж, в такую гору, что выше некуда.
– Объясни, – попросила я ещё раз.