– Эй, И Ми, ты где? – свесив ноги с топчана, прохрипел он, растирая грудь.
Не дождавшись ответа, он вышел наружу. День только начинался своим бледным туманным утром. Потоптавшись на месте, прокашлявшись в кулак, посмотрев по сторонам, он вернулся обратно, вновь прилег на топчан, укрылся с головой старым стеганым одеялом и, позевывая, недовольно пробурчал: – Куда он в такую рань козу погнал? Ишь ты, обиделся. Да и я хорош. Зря вчера отругал его. Пусть лучше пораньше ее уводит и приводит, а то ищи их потом в темноте.
Весь день он проспал крепким сном. Вечером он пробудился отдохнувшим и не сразу понял, как долго он спал. Покосившаяся низкая щелястая дверь тихо поскрипывала на легком ветру. Ни сына, ни козы в жилище не было. О том, что уже опустилась ночь, он понял, выйдя наружу.
– Что за дела такие творятся? – оглядываясь в темноте, прошептал он.
– Эй, И Ми, ты что, прячешься где-то от меня? Хватит, – Ту Доу говорил нарочито громко, обходя вокруг свое жилище. Но нигде никого не было. Он в растерянности постоял перед дверью, пригнулся и вошел внутрь, зажег лучину, осмотрел топчан сына, заглянул в отгороженный угол, где обычно находилась коза, и вновь подошел к двери, прислушиваясь к тишине за ней. Он не мог понять, что происходит. «Странно все это. Я уже и не помню, когда я спал так долго и крепко. Да и сын всегда приходил задолго до заката», – крепко повязывая на голову черную ленту, размышлял он. Вскоре он уже шел в сторону маленькой речушки, что протекала в небольшом отдалении. Звездное небо висело низко над головой, тусклым дымчатым светом освещая землю, словно тонкой пеленой покрывая всю округу. Дойдя до воды, он остановился и громко позвал сына, всматриваясь в пологие берега. Нигде никого не было, и только легкое журчание небольшого ручья тихо нарушало царящую ночную тишину. «Да где же он? Только бы не к валу пошел. Только бы не к нему. Говорил же ему, чтобы никогда не смел туда подходить. Сколько раз говорил ему», – суетливо перейдя ручей, направляясь на север, теперь уже с нарастающим в душе страхом, думал Ту Доу, ускоряя шаг, временами переходя на бег. К полуночи, пройдя половину пути, тяжело дыша, он ненадолго присел на валун, утирая пот с лица и оглядываясь по сторонам. Ближе к рассвету, когда горизонт едва засветлел вдали тонкой полоской, он увидел перед собой высокий земляной вал. До него оставалось пройти всего пару сотен шагов, но вконец обессиленный Ту Доу остановился и опустился на траву, не сводя глаз с возвышающейся черной насыпи, уходящей дугой в южную сторону. Немного отдышавшись, он вновь поднялся и побежал к ней. Вскоре, сильно запыхавшись, он уже стоял перед глубоким, но не очень широким сухим рвом, за которым круто вверх уходила насыпь. Переведя дыхание, осторожно цепляясь за ветки кустов, он стал спускаться вниз. Здесь было гораздо темнее и холоднее. Вглядываясь то под ноги, то на вершину вала, он почти было перешел ров, как вдруг у подножья насыпи споткнулся обо что-то и упал, успев выставить перед собой руки. Быстро поднявшись, он тут же наступил на что-то мягкое, мгновенно ощутив через тонкую подошву старых сапог легкое скольжение. Затаив дыхание, он замер, всматриваясь под ноги. Его сердце заколотилось еще сильнее. Присев, он стал ощупывать руками то, что лежало перед ним. Это было небольшое, покрытое шерстью животное. С облегчением выдохнув, он переступил через него, но снова споткнулся и вновь упал. Что-то еще лежало перед ним. «Да сколько их тут?» – поднимаясь, зло подумал он и протянул к нему руку. Едва коснувшись пальцами того, что находилось перед ним, он резко отдернул руку. Это не было животным. Перед ним лежал человек. Ту Доу медленно присел, не решаясь дотронуться до него еще раз. Его сердце почему-то сильно защемило, затрудняя дыхание. «Нет!» – он мотнул головой, отгоняя внезапно возникшую страшную мысль, но в душе словно ледяным шипом с какой-то невероятной быстротой, будто укусила змея, пронеслось: «Да».