Рабы тут же налегли на вёсла, мгновенно увеличив скорость всех четырёх пиратских судов.
* * *
– Это не мои корабли. Это пираты, – прохрипел пленённый Гамилькар, видя, как внимательно всматриваются в сторону приближающихся четырёх судов греческий командующий и его воины.
Услышав это, Пиндар быстро взглянул ему прямо в глаза, но, ничего не сказав, отвернулся.
– Разделиться по бортам, – скомандовал Теофил.
Двадцать воинов равномерно распределились за каждым из бортов, закрепив к ним перед собой большие щиты.
Бронт находился рядом с Форкисом ближе к корме с правого борта. Напряжение нарастало. Юноша тревожно вглядывался в сторону подплывающих кораблей, сильно сжимая в руках лук и стрелы. Ему было очень страшно, да так, как не случалось ещё никогда.
По команде Пиндара триера стала разворачиваться, описывая большой круг и поднимая парус. Это означало, что они отступали, ложась на обратный курс. Манёвр был завершён, но скорость судна упала, и быстрые униремы настигали их, заходя попарно с двух сторон. Вскоре триера оказалась посреди них.
Началась перестрелка. Низкие борта пиратских кораблей не могли спасти их людей от копий и стрел, летящих сверху, и они слегка отдалились, пока не решаясь на абордаж. Уставшие гребцы триеры не задали хорошего темпа, отчего Пиндар не сумел воспользоваться возникшим небольшим преимуществом для отрыва от противника.
В какой-то момент ему удалось резким манёвром взять правее и пройти очень близко к одной из унирем, при этом втянув свои вёсла и переломав все вёсла по её левому борту. Повреждённое судно сразу потеряло скорость. Шедшая следом за ним вторая унирема тут же налетела на него. Оба судна стали отставать. Теперь два пиратских корабля под командованием Эреба и Рупилия шли по левому борту триеры.
Догадавшись о том, что могло произойти с выбывшими из строя пиратскими судами, Рупилий стал заходить справа.
Наступил жаркий солнечный день. Испарявшаяся влага обильно поднималась над поверхностью моря. Если наверху лёгкий ветерок хоть как-то освежал своим дуновением, то всё стеснённое пространство под обеими нижними палубами триеры наполнила нещадная бездвижная духота. Гребцы выбились из сил окончательно. Их не могли поднять ни окрики, ни удары плетей. Онемевшие тела не чувствовали боли, а кисти рук, от неимоверного напряжения сведённые судорогой, уже не могли сжимать древки вёсел.