– Мы на рассвете уходим, – наконец он сказал главное.
– Как на рассвете? Куда уходите? Ты можешь объяснить всё по порядку?
– Форкис был несколько дней в Мемфисе. Его срочно вызывали.
– Я знаю, ты говорил.
– Сегодня он вернулся и сообщил, что нам велено следовать туда и уже оттуда на кораблях с войсками идти к верховьям реки. Больше я ничего пока не знаю.
– Почему вы? Почему завтра? Причём тут какие-то войска и корабли? – голос девушки выражал растерянность.
– Им нужны такие, как мы.
– А надолго?
– Думаю, этого не знает никто.
– Что же делать?
– Ничего. Я пришёл проститься с тобой.
– Я ничего не понимаю. Ты ведь ещё слишком молод. Неужели они не справятся без тебя?
– Может, и справятся, но уходит мой брат, а я без него не останусь.
– А как же я?
Оба внезапно замолчали. Дантал присел на траву, не выпуская её рук. Она опустилась рядом. В темноте они не могли видеть друг друга, но им хватало и такого общения, чтобы чувствовать всё, что происходило между ними.
Внезапное известие было поистине страшным для молодой девушки, чьё сердце всегда наполнялось сладким трепетом при виде этого дивного юноши с самого первого дня, когда он однажды появился в её доме, представленный её отцу старым другом семьи Диагором.
Лишь недавно по чистой случайности ей довелось впервые заговорить с ним. Всей душой она почувствовала и его симпатию к себе. С той поры они стали украдкой встречаться. Все дни проходили в ожидании его прихода. Ей хотелось многое ему рассказать, поделиться думами, расспросить о его прошлой жизни, как это не раз она проделывала в мыслях, но при встречах они всё больше молчали, не находя нужных слов, наслаждаясь близким присутствием друг друга.
Сегодня всё было иначе. Всё обрывалось, едва успев начаться. Горечь предстоящей разлуки, хотя и слабым пока отголоском, но уже стала заполнять всё её юное существо, с каждым мгновением всё сильнее обволакивая её разум вязкой паутиной обречённости. Ей почему-то сразу вспомнились слова покойной матери: «Добрые известия, прежде слышатся человеком и лишь потом проникают в его душу, наполняя её радостью. Плохие же улавливаются сердцем раньше слов, задолго опережая их и надсадно терзая всё нутро ещё неизведанной мукой».
– Права была моя мама, – с тоской произнесла вдруг Ортия.
– Ты это о чём? – от неожиданности довольно громко спросил Дантал.