Церковь? Блин, да, сегодня же воскресенье! Но кто в наши дни ходит в церковь по воскресеньям? Если только восьмидесятилетние бабульки, которых, наверное, автобусами возят из дома престарелых – надо же обеспечить пенсионеркам хоть какое-то развлечение. Я подозрительно покосилась на бутылку вина, стоящую на столе рядом с папой. Соседи вежливо, но твердо дали нам понять, что не употребляют алкоголь. Даже по праздникам. Зашибись! Куда я затащила папу?! Подобравшись, чтоб при необходимости быстрее вскочить с кресла, я выпалила:
– Вы случайно не свидетели Иеговы?
Разговор в гостиной на секунду замер. Папа послал мне из-под очков отчаянный взгляд. А Бульдог поставил свою чашку на стол и весомо так заявил:
– Нет, мы не сектанты. Мы просто верующие христиане. – Он сделал упор на слове «верующие». – Для нас жизнь вечная и воскрешение плоти не пустой звук.
– Мы ходим в церковь, ведем здоровый образ жизни, а наш сын поет в церковном хоре, – поспешила пояснить толстуха при виде моего вытянувшегося лица. – В целом, мы самая обычная семья.
– Не смотри на меня так, – замахал ладонями-лопатами Эмиль. Скорчив такую рожу, будто только что угодил рукой в плевок, он ткнул пальцем в пол: – Это Дэвид у нас мальчик из хора.
Я тупо уставилась на натертый паркет. Бедный Монстрик еще и в хоре поет? В церковном? Как он вообще дожил до своих… предположительно тринадцати лет?
– У нас там цокольный этаж, – зачем-то объяснила мамаша и поспешила сменить тему: – А вы, Генрих, что будете у нас преподавать?
Папа облегченно встрепенулся:
– Датский, историю и обществоведение в старших классах.
– Значит, и в девятом, у Эмиля? – Толстуха многозначительно посмотрела на сына.
– Да. – Папа отпил глоток кофе.
– И в восьмом? – Многозначительный взгляд в сторону Бульдога.
– В «В» классе. Восьмой «А» я оставлю своим коллегам, – улыбнулся папа и стряхнул крошки с колен. – Видите ли, там будет учиться Чили.
– И что такого? – хохотнул Бульдог, расслабленно откинувшись на спинку кресла. – Дочка сомневается в папиных преподавательских способностях?
Тут меня снова понесло:
– Папа прекрасный учитель. Дело не в этом. Просто не хочу, чтобы одноклассники думали, будто ко мне на его уроках особое отношение.
– Дорогуша, – Бульдог продолжал пребывать в приподнятом настроении, – к тебе всегда будет особое отношение.