. А пока, чтобы обеспечить бесперебойное снабжение российской армии, по льду озера от станции Байкал до станции Танхой была организована переправа, ставшая тонкой, но прочной связующей нитью длиною в сорок четыре версты
[6].
Лед гудел от переправы. Помимо гужевого[7] переезда, через Байкал были проложены рельсы. Днем и ночью через озеро неслись лошади, тянувшие за собой вагоны и сани с людьми. На полпути находилась станция, где пассажиры, следовавшие в обе стороны через озеро, могли остановиться, чтобы немного согреться и дать отдохнуть лошадям. Весь путь в ночное время освещался фонарями, размещенными на верстовых столбах, а в случае буранов и метелей, столь частых для этих мест, вдоль дороги устанавливали колокола, звон которых указывал направление едущим.
Казалось, природная стихия была покорена в угоду и на благо людей. Но озеро, пережившее не одну войну, не одну эпоху, не одну империю, было растревожено. Земля живет по своим законам, и когда люди, копошащиеся на ее поверхности, слишком сильно шумят и причиняют ей боль, она просыпается и пробуждает Природу, и напоминает о том, что она – живое существо, а люди – лишь досадное недоразумение на ее коже.
Так, желая покорить стихию, люди лишь нарушили ее покой. Покуда они создавали новые и разрушали старые империи и устои, отстаивая свои интересы, в глубине вод пробудилось нечто еще более древнее, чем само озеро. Разбуженное скрежетом и гулом, взрывами снарядов и мин, оно открыло глаза и медленно повело носом, раздувая огромные ноздри. Когда-то прежде, очень давно, из этих ноздрей валил дым, а из пасти вырывалось настоящее пламя, и люди в ужасе разбегались, принимая его гнев за извержение вулкана. Но теперь никто не верил в Дракона, а сам он был холоден, как воды Байкала, и даже чешуя его побелела, словно покрылась инеем, и он уже сам не помнил, когда и при каких обстоятельствах это произошло. В его памяти осталось лишь то, как он опустился на дно озера, холодная вода остудила его пыл, и огонь угас в нем.
Зверь приподнял голову и прислушался, поведя ушами. Гул, взрывы, детский плач, стенание Земли – все это отлично улавливал его слух, но он искал другие звуки – звуки шаманского бубна – и не слышал их. Он пошевелился, разминая спину и лапы, и вдруг ощутил жуткий голод. Обида на неблагодарность людей породила ярость, а ярость усилила чувство голода, и, не обнаружив никакого подношения, он взмыл вверх, сквозь плотные слои воды, к поверхности замерзшего озера, разбил толстый лед, взмыл в припудренное снегом небо и обрушился на лед всем телом, ломая его и снова погружаясь в воду.