Горошина на шестерых - страница 12

Шрифт
Интервал


– Отстань!

– А что это за «непокорная прядь» на лбу у Жана Б.? Это ты, что ли, про свои уши, которые хлопают тебя по щекам?

– Если ты вдруг забыл, у тебя уши точно такие же!

Жан А. тоже спустился на пол.

– Нет, ну а если серьёзно, удалось этому придурку Жану Б. освободить кузину?

– Тебе какое дело?

– А как её зовут?

– Отвали.

– Странное имя для героини романа, – загоготал он.

Но, похоже, он уже не так сильно горел желанием надо мной смеяться.

– Ладно, – проворчал Жан А., усаживаясь за свою половину стола. – Обещаю, больше пальцем не притронусь к твоему тупому роману. Но при одном условии: если ты мне расскажешь, что стало с девчонкой.

– С какой девчонкой?

– Ну с этой… «прелестной кузиной».

Я пожал плечами и запрятал тетрадь на дно ящика.

Если бы я был Жаном Б. из моего романа, то сейчас оглушил бы Жана А. мощным ударом и отправил за решётку к шайке преступников, которых обезвредил бы ещё в предыдущей главе.

Но мой роман потому и называется «Великолепная единица», чтобы можно было хоть в книге побыть наконец одному и над душой не висели бы ни старший брат, ни средние, ни младшие, ни чересчур строгие родители.

– Тебе-то какое дело до того, что происходит в моей книге?

– Если расскажешь, что там дальше, я тебе отдам бесплатно все свои парные наклейки с футболистами.

– Ладно, – вздохнул я. – Его кузину зовут Фримусс.

Конечно, любопытство Жана А. мне льстило. Раз ему интересно узнать, чем закончится история, может, он ещё не совсем безнадёжен?

– И кто же её похитил, эту самую Фримусс?

– Скажу, если отдашь мне брелок с Рин-Тин-Тином и набор марок про Олимпиаду.

Жан А. вздохнул и стал рыться в верхнем ящике своей половины стола.

– Ладно, – согласился он.

Я схватил брелок и марки и только после этого признался:

– Честно говоря, я пока и сам не знаю. То ли фальшивомонетчики, то ли глава мадьярской секретной службы…

– Что значит – ты пока сам не знаешь? А ну отдавай обратно мои марки!

– Что отдал, то потерял! – сказал я и быстро засунул конверт к себе под настольный коврик. – Придётся тебе подождать, пока я напишу продолжение.


Большой цирк


С того дня всякий раз, как я доставал тетрадь, чтобы писать роман, Жан А. меня больше и пальцем не трогал.

Я видел, как он посматривает на меня, и нарочно хмурил брови, напускал на себя сосредоточенный вид и сосал колпачок ручки.